Роберт Силверберг - Странствия

Они смотрели друг на друга. Ни один не говорил ни слова. Пока они молчали, Кэмерон представил, что может произойти дальше.

Двойник спешится, с удивлением будет рассматривать его, ходить вокруг, всматриваться в лицо, изучать черты, хмуриться, качать головой. Наконец усмехнется и скажет:

— Чтоб мне провалиться! Никогда не знал, что у меня есть брат-близнец. И вот — ты… Я словно смотрю в зеркало.

— Мы не близнецы.

— У нас одинаковое лицо. Все одинаковое! Чуть подрезать волосы — и никто не отличит нас друг от друга. Если мы не близнецы, то кто же?

— Мы ближе, чем братья.

— Не пойму, о чем ты, дружище?

— Дело вот в чем. Я — это ты. Ты — это я. Одна душа, одна личность. Как тебя зовут?

— Кэмерон.

— Конечно. А имя?

— Кит.

— Сокращенно от Кристофер. Я тоже Кэмерон. Крис. Сокращенно от Кристофер. Говорю тебе, мы один и тот же человек, из двух разных миров. Мы ближе, чем братья. Ближе, чем кто бы то ни было.

Однако ничего этого не было сказано. Человек в кожаном медленно подъехал ближе, приостановился, пристально, но без интереса взглянул на Кэмерона и проронил:

— Приветствую. Погожий день.

И поехал дальше.

— Подождите, — сказал Кэмерон.

Всадник остановился. Оглянулся.

— Что?

«Никогда не проси ни у кого подсказки. Постоянно прикидывайся здешним. Веселая улыбка, твердый прямой взгляд».

Да. Кэмерон помнил об этом. Вот только почему-то в городе легче быть проникателем. Там можно слиться с толпой. А здесь, в безлюдном месте, такое невозможно.

Кэмерон начал в небрежной манере, надеясь, что его произношение достаточно нейтрально:

— Я из центральных штатов. Проделал долгий путь.

— Хм… Я и не думал, что ты местный. Твоя одежда…

— Так у нас одеваются.

— И говор у тебя… Не такой. Ну и?

— Я здесь новичок. Может, подскажете, где можно снять комнату на первое время?

— Ты что, пешком оттуда пришел?

— У меня был мул. Только он потерялся в долине. Я вообще потерял все пожитки.

— Хм… Индейцы опять распоясались. Только дай им немного джина, как они тут же сходят с ума.

Всадник слегка улыбнулся, но улыбка сразу исчезла, и он снова невозмутимо застыл в седле, положив руки на бедра. Лицо его превратилось в маску, изображающую терпение, но под ней могло скрываться не только нетерпение, но и что-нибудь похуже.

«Индейцы?»

— Ну и задали они мне жару, — начал фантазировать Кэмерон.

— Хм…

— Обчистили меня и отпустили.

— Хм… Хм…

Кэмерон ощущал, как тает чувство родства со встречным. Ничем его не проймешь.

«Я — это ты, ты — это я, однако ты до сих пор не заметил, что у меня твоя внешность. Кажется, я тебя вообще не интересую. Или же ты искусно скрываешь интерес».

— Так где можно найти жилье? — спросил он.

— Тут его раз, два и обчелся. По-моему, по эту сторону залива поселенцев совсем немного.

— Я крепкий. Могу работать кем угодно. Может, пригожусь вам для…

— Хм. Нет. — В холодных глазах блеснул отказ, и Кэмерон спросил себя: а часто ли люди в мире его прежней жизни видели такой же взгляд у него?

Всадник дернул поводья. Твое время вышло, чужеземец. Конь повернул и начал грациозно удаляться по тропе.

— Еще пару слов! — в отчаянии крикнул Кэмерон.

— Хмм?

— Тебя зовут Кэмерон?

В глазах мелькнул интерес:

— Допустим.

— Кристофер Кэмерон. Кит. Крис. Так?

— Кит.

Всадник сверлил его взглядом. Губы сжались в тонкую ниточку — нет, он не сердился, а изучал прохожего и размышлял. И напряженно сжимал поводья. Наконец-то Кэмерон почувствовал, что пробил стену отчуждения.

— Да, Кит Кэмерон. А что?

— Ваша жена… Ее имя Элизабет?

Напряжение усиливалось. Здешний Кэмерон не говорил ни слова, и это молчание было чревато взрывом, там нарастало что-то ужасное. И — взорвалось! Всадник сплюнул, нахмурился и ссутулился в седле.

— Моя жена умерла, — тихо сказал он. — Кто ты такой, черт тебя побери? Чего ты от меня хочешь?

— Я… я… — Кэмерон запнулся. Его переполняли страх и сострадание. Плохое начало, прискорбное начало.

Его била дрожь. Он не думал, что столкнется с чем-то подобным. С трудом взяв себя в руки, Кэмерон с нажимом сказал:

— Я должен знать! Ее звали Элизабет?

Вместо ответа всадник яростно впился шпорами в бока скакуна и помчался прочь, как будто столкнулся с самим сатаной.

«Иди, — сказал старик. — Ты знаешь, что к чему. Вот так и устроен мир: все случайно, и нет ничего непреложного, кроме того, что мы хотим сделать непреложным. Но даже тогда мир не остается таким постоянным, неизменным, как мы полагаем. Так что иди. Иди».

«Иди», — сказал он, и, конечно, услышав эти слова, Кэмерон пошел. Что он еще мог сделать, когда обрел свободу, но оставил свой родной мир и прибыл в другой? Заметьте, я не сказал «в лучший», просто — «в другой». Или в два, три, пять других миров. Настоящая авантюра! Можно потерять все самое важное и не получить ничего стоящего. Ну и что? Каждый день полон таких азартных игр: ты рискуешь жизнью, выходя из дому. Ты никогда не знаешь, куда ведет тебя дорога, — и все равно выбираешь игру. Как можно рассчитывать, что достигнешь всего, на что способен, если всю жизнь провести в собственном дворе? Иди. Путешествуй. Время разветвляется снова, и снова, и снова. Новые миры появляются от каждого твоего шага. Поворот налево, направо, сигналишь, мчишь под светофор, нажимаешь на газ, тормозишь — и каждое действие порождает мириады возможностей. Мы движемся сквозь гущу бесконечностей. И если даже каждый наш чих порождает иную реальность, то что тогда говорить о действительно весомых поступках — об убийствах и зачатиях, обращении в иную веру и отречениях? Иди. И в странствиях своих хорошо поразмысли над этим. Отчасти игра состоит в том, чтобы разгадать, какие факторы сделали мир, в который ты попал, именно таким. Что туг за история приключилась? Грязные дороги, телеги с ослами, сшитая вручную одежда. Здесь не было промышленной революции — так, что ли? Изобретатель парового двигателя, как там его — Сэвери, Ныокомен, Уатт, — умер в младенчестве? Никаких шахт, фабрик, сборочных конвейеров, никаких мрачных дьявольских заводов. Воздух столь чист, что уже из этого можно сделать вывод: мир туг попроще.

Отлично, Кэмерон. Ты быстро схватываешь общую картину. Но взгляни на это по-другому. Здесь тебя отвергла твоя же собственная личность; кроме того, в этом мире нет Элизабет.

Закрой глаза. Призови молнию.

То, что творилось вокруг из-за парада, все больше походило на неистовство. Марширующие люди и платформы заполонили проспект и прилегающие улицы, и некуда было скрыться от исступленного восторга толпы. Транспаранты развевались в окне каждой конторы, огромные фотографии председателя Де Грассе в мгновение ока прорастали на стенах, как темные пятна лишайника. Какой-то мальчишка придвинулся к Кэмерону, разжал кулак: на его ладони лежала блестящая яйцевидная шкатулка для ювелирных изделий, с ноготь величиной.