Вашингтон Ирвинг - Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник)

Рог протрубил вторично. Я глянул и увидел подъезжающего ко мне на коне сэра Саграмора – пыль с него счистили и вуаль опять прицепили. Я подъехал к нему рысью и притворился, будто знаю о его присутствии только по стуку копыт. Он сказал:

– Слух у тебя чуткий, но и он не спасет тебя вот от этого, – и дотронулся до рукоятки своего огромного меча. – Что это такое, ты не видишь, потому что это не длинная неуклюжая пика, а меч, скрытый волшебным покрывалом, и тебе от него не уйти.

Забрало его было поднято; в улыбке его была смерть. Да, от меча его мне не уйти. На этот раз один из нас должен умереть. Если только ему удастся дотянуться до меня мечом, я – покойник. Мы поехали рядом и приветствовали короля с королевой. Король встревожился. Он сказал:

– Где твое странное оружие?

– Его украли, государь!

– А другого у тебя нет?

– Нет, государь, я захватил с собой только одно.

Тут вмешался Мерлин:

– Он захватил с собой только одно, потому что другого и не мог захватить. Другого не существует. Это единственное принадлежит королю демонов Моря. Этот человек обманщик и невежда, если бы он не был невеждой, он бы знал, что это оружие можно употребить только восемь раз, а затем оно исчезает на дне морском.

– Значит, он безоружен, – сказал король. – Сэр Саграмор, ты, конечно, разрешишь ему взять меч.

– Я одолжу ему свой, – сказал сэр Ланселот, вскочив. – Он самый доблестный рыцарь из всех живущих, и он получит мой меч.

Он хотел было вынуть свой меч из ножен, но сэр Саграмор возразил:

– Это неправильно. Он должен сражаться тем оружием, которое сам избрал; он имел право сам избрать себе оружие и воспользовался этим правом. Если он ошибся, пусть ошибка падет на его голову.

– Рыцарь! – вскричал король. – Ты ослеплен страстью; страсть помутила твой разум. Неужели ты убьешь безоружного?

– Если он осмелится это сделать, он даст ответ мне, – сказал сэр Ланселот.

– Я дам ответ всякому, кто пожелает, – крикнул сэр Саграмор запальчиво.

Мерлин снова вмешался, усмехаясь злорадно и самодовольно:

– Хорошо сказано, верно сказано! И хватит разговоров, пусть милорд король подаст знак к бою.

Королю пришлось уступить. Протрубил рог, и мы снова разъехались. Мы стояли в ста ярдах друг от друга, глядя друг другу в лицо, оцепеневшие и недвижные, словно конные статуи. Тишина; прошла минута, казавшаяся вечностью; никто не спускал с нас глаз, никто не шевельнулся. Король медлил; казалось, у него не хватает духа подать знак. Но вот он махнул рукой, и сразу звонко пропел рог. Длинный меч сэра Саграмора описал в воздухе сияющую дугу, и вот он, великолепный, понесся на меня. Я не двинулся. Он приближался. Я не шевельнулся. Зрители были так взволнованы, что кричали мне:

– Беги, беги! Спасайся! Это смерть!

Я не сдвинулся и на дюйм, пока этот громовержец не подскакал ко мне на пятнадцать шагов; тогда я выхватил револьвер из кобуры; гром, молния, и револьвер изчез в кобуре, прежде чем кто-либо сообразил, что случилось.

Конь без всадника пронесся мимо, а на земле лежал сэр Саграмор, мертвый, как камень.

Люди, подбежавшие к нему, онемели, убедясь, что он умер, и притом, по-видимому, без всякой причины, потому что на теле его не было заметно никакой раны. Правда, в кольчуге его, на груди, была крохотная дырочка, но такому пустяку они не придали значения; так как при огнестрельной ране крови вытекает немного, то кровь осталась под одеждой и не протекла сквозь доспехи. Труп поволокли к королю, и толпа разглядывала его. Естественно, все обалдели от изумления. Меня пригласили подъехать и объяснить чудо. Но я остался на месте, как статуя, и сказал:

– Если это приказ короля, я подъеду, но мой повелитель король знает, что я нахожусь там, где повелевают мне находиться законы о поединках, до тех пор, пока есть желающие сразиться со мною.

Я ждал. Желающих не было. Тогда я сказал:

– Если кто-нибудь из присутствующих сомневается в том, что бой был честный и победа заслуженная, я не жду от них вызова и сам вызываю их.

– Это доблестный вызов и достойный тебя, – сказал король. – Назови же имя того, с кем ты хочешь сразиться первым.

– Ни с кем в отдельности, я вызываю всех! Я стою здесь и вызываю на бой все рыцарство Англии – не поодиночке, а всех вместе.

– Что? – воскликнули разом два десятка рыцарей.

– Вы слышали вызов. Принимайте его, или я назову вас малодушными трусами, всех до единого!

Как вам понятно, это был блеф. В такие мгновения вполне разумно дерзнуть и поднять ставку в сто раз выше, чем позволяют вам ваши возможности; сорок девять шансов против пятидесяти, что никто не осмелится принять вызов, и победа за вами. Но на этот раз номер не прошел! В одно мгновенье пять сотен рыцарей вскочили в седла, и не успел я опомниться, как они уже стройными рядами, гремя оружием, неслись на меня. Я выхватил оба свои револьвера, взглядом измеряя расстояние и подсчитывая свои шансы.

Бац! Одно седло опустело. Бац! Другое тоже. Бац! бац! – и еще двое скатились на землю. Я знал, что жизнь моя висит на волоске, – если и одиннадцатый выстрел не убедит их в моей непобедимости, двенадцатый противник убьет меня наверняка. И я почувствовал себя счастливым, когда после падения девятого всадника заметил колебание в рядах врагов – признак приближающейся паники. Если бы я упустил это мгновение, все погибло бы. Но я не упустил его. Я поднял оба револьвера и прицелился. Мои противники остановились, потом повернули коней и бросились врассыпную.

Битва была выиграна. Странствующее рыцарство как учреждение погибло. Началось шествие цивилизации. Что я чувствовал? Ну, этого вы и представить себе не можете.

А брат Мерлин? Его ставка опять была бита. Всякий раз, когда волшебство чернокнижия сталкивалось с волшебством науки, чернокнижное волшебство терпело поражение.

Переломив спину странствующему рыцарству, я больше не считал нужным работать втайне. На другой же день я показал изумленному миру свои засекреченные школы, свои рудники, свою обширную систему потаенных фабрик и мастерских. Иными словами, я выставил девятнадцатый век напоказ шестому.

Выгодное положение нужно использовать быстро. Рыцарство временно унижено, но если я дам ему опомниться, этот паралич не превратится в смерть. Как вы видели, все мое поведение на ратном поле под конец было просто блефом; и они разгадают это, если я дам им возможность. Итак, я не должен дать им опомниться; и я не дал.

Я возобновил свой вызов, выгравировал его на меди и разослал повсюду, где был хоть один священник, который мог прочесть его народу; напечатал его в газете в столбце объявлений.

Я не только возобновил его, но и расширил. Я заявил: назначьте день, и я с пятьюдесятью помощниками выйду на бой с рыцарями всего света и уничтожу их.