Александр Смолян - Во время бурана

— Ты вечером выходи во двор, — продолжал Олежка. — И Тоська выйдет, и Славка. Мы теперь знаешь как играем? У нас уговор: выше третьего этажа на лесах не прятаться.

— А будто вас на леса пускают! — усомнился Миша.

— А будто мы кого спрашиваем! — парировал Олежка. — Чудак ты человек, мы ж вечером играем! Ларь с цементом рабочие запирают, когда уходят, а леса небось не запрешь!

Послышались шаги, и Олежка замолк. Когда рабочие ушли, он мечтательно продолжал:

— Я бы так сделал, чтобы дом все время штукатурили! А то поштукатурят, разберут все, погрузят на машины и увезут. Увезут и — конец. Когда ты с дачи вернешься, так негде будет даже в прятки как следует поиграть.

Приятели побеседовали еще немного, и Миша заторопился домой, чтобы успеть раньше мамы.

Он оставил графин в комнате, а сам в нетерпеливом ожидании стал вертеться на балконе. Теперь оставалось только, чтоб Саня попросила пить.

Она должна была попросить воды, так как знала, что банка с чайным грибом была опустошена еще вчера. А что, если она просто попросит пить, ничего не уточняя? Тогда Миша скажет: «Хорошо, сейчас я принесу воды». И какой приятной неожиданностью будет для нее, что принесет он не воды, а квасу.

Но Саня не просила пить.

Предложить самому? Но тогда потеряется вся прелесть неожиданности, никакого сюрприза не получится!

Миша пустился на хитрость. Он говорил: «Ой, как пить хочется!» Уходил в комнату, а возвратившись, удовлетворенно произносил: «Напился». За четверть часа он проделал это несколько раз, а так как каждый раз действительно выпивал по стакану кваса, то поясок штанов стал тесноват и в животе появилось ощущение холода. Пить совсем уже не хотелось, началась отрыжка. Слова «Ой, как пить хочется» звучали теперь так неискренне, что не могли, конечно, подействовать на Саню в желательном направлении. Миша решил переменить тактику.

Он вспомнил споры между мамой и папой на тему «можно ли позволять ребенку пить во время еды». Такие споры велись при нем неоднократно — чуть ли не каждый раз, когда за обедом он вскакивал и бежал в кухню, к банке с грибом. Теперь он решил использовать самые убедительные из папиных доводов. Он говорил, что «жажда — это не блажь какая-нибудь, а потребность организма». Он рассуждал о том, что «вода человеку еще нужней, чем пища», и сообщил даже, что «без пищи человек может прожить дольше, чем без воды».

Но и это не помогло.

Саня слышала все, что он говорил. Она была с ним вполне согласна. Сказала даже, что «без воды и собака сбесится». Но видимо, мысли ее были заняты работой или чем-нибудь другим. Во всяком случае, пить она не попросила. Как назло!

Что было делать? На небе Миша заметил легкое белое облачко. Это уже не след от самолета, а настоящее облачко, хоть и небольшое. Правда, полуденное солнце жгло немилосердно, и Миша нисколько не сомневался в том, что Саня испытывает жажду. Но что, если небо затянет облаками и станет прохладней? Кому тогда нужен будет Мишин квас?

Мишей овладела новая идея. Он тихонько подберется к Сане и, ни слова не говоря, протянет ей стакан кваса. Это и удивит ее, и обрадует!

Миша налил полный стакан и, держа его за спиной, подошел к перилам. Чтобы не перелезать с таким хрупким грузом, он сначала просунул стакан сквозь балконную решетку. Железные прутья так накалились на солнце, что, прикоснувшись к ним, Миша невольно отдернул руку. Стакан при этом легонько звякнул, но Саня не услышала. Миша осторожно поставил его на настил лесов, по ту сторону решетки, а затем уже стал взбираться на перила. Саня работала не оборачиваясь.

Левым коленом Миша стоял уже на перилах и собирался перенести правую ногу, когда почувствовал, что сандалька застряла между прутьями. Он попытался высвободить сандальку — это не удалось. Дернул посильнее — сандалька высвободилась, но при этом Миша потерял равновесие, правая рука оторвалась от перил, тело резко качнулось вперед. Какую-то долю секунды он еще старался удержаться, но тут же понял, что падает.

В этот момент Саня метнулась к нему, схватила и вместе с ним грохнулась на настил.

С минуту она сидела на настиле, все еще не выпуская из рук Мишу, лежавшего у нее на коленях. Потом выпустила и спросила:

— Не ушибся?

— Нет, — сказал он, поднимаясь на ноги и держась за ушибленное плечо.

Снизу донесся сигнал обеденного перерыва.

— Я, может быть, еще и не упал бы, — смущенно проговорил Миша.

Саня промолчала.

— То есть я бы, конечно, упал, только не обязательно туда, во двор. Я бы, наверно, сюда и свалился, на настил.

— Хоть бы возле стены перелезал! — сказала Саня. — А то понесли тебя черти к самому краю. Как раз бы и вывалился наружу.

— Я нарочно хотел подальше от стены. Чтобы ты не заметила.

— Твое счастье, что я заметила…

— Что это? — спросил Миша, показывая на большую царапину, пересекавшую ногу Сани чуть пониже колена. — Где ты так ободралась?

Царапина была неглубокая, только из одного места сочилась кровь, тоненькой струйкой стекавшая по ноге.

Саня досадливо осмотрела ногу, потом оглянулась на подмости.

— Не знаю, — сказала она. — Наверно, об гвоздь. Это плотнички наши — ни дна им, ни покрышки! Всегда где-нибудь незагнутый конец оставят! Наверно, когда бросилась к тебе — вот и напоролась… А это здесь откуда?

Саня показала на стакан. Он лежал на боку, подкатившись к балконной решетке. Видимо, он опрокинулся, когда Саня с Мишей грохнулись на настил. Весь квас из него вытек, и на горячих досках лужица уже почти просохла. Она темнела только у самого края, куда падала тень от оградительной доски. Последние капли по одной срывались вниз.

— Это я тебе нес, — признался Миша. — Ты хочешь пить? У меня там еще есть!.. Я специально за квасом бегал…

— Ишь ты! — только и сказала Саня, улыбнувшись и внимательно посмотрев на Мишу.

Но ему больше ничего и не нужно было. Он уже чувствовал себя вознагражденным и за боль в плече, и за смущение, вызванное падением с балкона, и за тревогу, пережитую в очереди, и даже за неудачу вчерашней затеи с подушками.

Легко переправив Мишу через перила, Саня перелезла сама, и они зашли в комнату. Первым делом был выпит весь квас, еще остававшийся в графине. Потом Саня взглянула на часы и сказала:

— Так я позвоню от вас. Можно?

— Звони, звони. Я тебе наберу номер, хочешь?

— Нет, я сама.

Она набрала номер, подождала немножко, а потом заговорила в трубку:

— Это ты, Паша? Это я говорю. Ага. А почему ты собственной персоной возле телефона сидишь? Там никого нету, да? Я уже хотела попросить, чтобы тебя позвали, а потом слышу — вроде бы твой голос… Нет, я не из автомата, я из квартиры говорю. А отсюда, из четырнадцатой… Ага… Зачем это? Ну, вот еще!.. Мне скучать некогда… И когда это, интересно, у тебя время нашлось? Даже странно! Придется, значит, начальству доложить, что некоторые работники не загруженные ходят, скучают… Вот именно… Ладно, я сразу после работы. Ну, через полчаса — не поздней. Где всегда, ага. Я-то не опоздаю… До свидания, Пашенька, до скорого! Не скучайте, не вздыхайте, телефон не занимайте!..