Александр Смолян - Во время бурана

Прошел конец месяца, прошел еще месяц — они мне больше не звонили. Пир горой не состоялся. «Или состоялся, — думал я, — но — без меня». Я даже не очень обижался, я считал, что это так естественно: люди счастливы вместе, и никто им больше не нужен. Будь доволен, что ты нужен людям, когда у них что-то не заладилось. Это гораздо важнее… К тому же у меня почти всю ту осень не работал телефон: перестраивали подстанцию. Левченки могли бы, конечно, хоть открытку написать, но — у каждого полно своих дел, забот. Я и сам не успеваю написать всем, кому хотел бы…

Не раз вспоминалась мне та беседа в домике лесника. Все, что касалось пробирок с зеленоватой жидкостью, я не принимал всерьез. Но рассуждения Юры… Иногда они казались мне ерундой, иногда — довольно логичными. Кто его знает, в науке теперь так много неожиданного…

Через год обида моя окончательно выветрилась, а еще через полгода я стал подумывать, что с моей стороны просто свинство так надолго забывать старых друзей. Я ведь даже не знаком с новым членом их семьи. И однажды, будучи по делам в районе Гавани, я решил, не откладывая, зайти к Левченкам.

Мне открыла Лисица. На руках ее сидело ярко-рыжее годовалое существо, до смешного похожее на мать.

— Раздевайся, заходи. Молодец, что выбрался к нам.

— Этот лисенок — девчонка?

— Да, Леночка.

— А где папа?

— Папа? Ты разве не знаешь, что Левушка… Что его уже нет?

— Нет?!

Она кивнула.

— Он тогда так и не вернулся. Мне на работу позвонили из больницы, мы с бабушкой — с Тамарой Андреевной — сразу поехали туда… Ничего уже нельзя было сделать. Мы его там и похоронили. Там хорошее кладбище, деревенское, не такая теснота, как на городских…

— Послегриппозный менингит?!

— Откуда ты взял?

— Нет, я просто так… Тогда как раз были случаи…

— Нет, желтуха. Инфекционная желтуха.

— Лисица, ты мне разрешишь позвонить?

— Звони, конечно. Я пока чай приготовлю. Выйдя в переднюю, где у них висел телефон, я набрал номер знакомого врача.

— Георгий? Да, это я. Мне нужна твоя консультация. Скажи пожалуйста, желтуха… Какая это болезнь? Какого она происхождения?

— Видишь ли, дорогой, желтуха — это, строго говоря, вообще не болезнь. Это только симптом.

— Симптом — чего?

— Речь идет о ребенке или о взрослом?

— О взрослом.

— Ну, тогда происхождение может быть самое различное. От отравления до инфекции.

— Я спрашиваю именно об инфекционной.

— Так бы и говорил, дорогой! Тогда это гепатит. Довольно неприятная штука. Поражение печени. У тебя кто-нибудь захворал?

— Да. То есть нет, не сейчас. Я спрашиваю в плане, так сказать, чисто теоретическом. Меня интересует возбудитель, если он точно известен. Это микроб или вирус?

— Это, видишь ли, зависит от того, какая форма. Есть две формы инфекционного гепатита: болезнь Боткина и болезнь Вейля-Васильева. Первая вызывается вирусом, а вторая — микробом.

— Погоди минутку.

Лисица проходила в это время через переднюю с чайником в руке. Леночка деловито семенила за ней.

— Ты не помнишь, Лисица, — спросил я, — как именно формулировался диагноз? Болезнь Боткина или…

— Нет, болезнь Вейля-Васильева.

Я повторил ее слова Георгию.

— Тогда ясно. Вейлевский гепатит может быть вызван только микробом. Этот микроб называется лептоспира.

— Это точно, Георгий? Вирусный возбудитель тут исключается?

— Не смеши меня, дорогой! При чем тут вирус? Приходи к нам в институт, я тебе покажу лептоспиру под микроскопом, она по предметному стеклышку, как слон, гуляет. К счастью, ее легче изничтожить, чем тараканов. Нужна только элементарная чистоплотность, не больше… А почему это тебя вдруг такие вещи заинтересовали?

— Я на днях забегу к тебе, Георгий, все объясню. А пока — спасибо. Будь счастлив.

Вернувшись в комнату, я почувствовал, что Лисица, слышавшая весь разговор, тоже ждет объяснений.

— Значит, это действительно не вирусная инфекция, — пробормотал я.

В рыжих глазах промелькнуло что-то похожее на страх. Или во всяком случае — на опасение за мой рассудок.

— Что значит «действительно»? — спросила Лисица. — Вирусная или нет — разве это не все равно? Разве это имеет теперь какое-нибудь значение?

— Нет, конечно, нет. Никакого значения. Но, знаешь, его в последнее время так занимали эти вопросы… Он был бы очень огорчен, если бы инфекция оказалась вирусной. А так получается, что…

— Господи, какие вы все идиоты! — воскликнула она. — Леночка, ты не знаешь, почему они все такие непроходимые идиоты?

Когда Девушка пришла к Морю и села на один из прибрежных камней, Солнце было за облаками. Но вскоре ветер перегнал облака немного подальше, и Солнце, увидев Девушку, в изумлении зашептало:

— Кто это? Откуда она? Море, ты видишь ее?

— Тише, — ответило Море, — конечно, вижу. Я любуюсь этой удивительной девушкой уже давно — с той самой минуты, как она пришла сюда.

— Посмотри, она подняла глаза, — снова зашептало Солнце. — Посмотри, какие они лучистые! Нет, кажется, не только глаза, кажется, все ее лицо, вся она излучает свет!

В это время Девушка встала и медленно пошла вдоль берега, напевая что-то вполголоса.

— Тс, — легонько всплеснуло волнами Море. — Помолчи-ка, Солнце, послушай, какой у нее голос.

И они оба замолкли, вслушиваясь в девичью песню.

В тот же день, когда Девушка вернулась в стойбище, ее увидел один из соседей. Это был очень старый человек, которому казалось, что он давно уже ничему не удивляется и почти ни о чем не разговаривает. Вечером он спросил у своей жены:

— Ты не знаешь, что это за красавица появилась в яранге у Эрмэчына?

— Я знаю все, что происходит в соседних ярангах, — с гордостью ответила Старуха. — В них нет никаких красавиц. Наверно, ты крепко выпил сегодня.

— Нет, ни капельки. Днем, когда я проходил мимо, она вышла и стала вытряхивать шкуры. Я посмотрел — и уже не мог отвести глаза. Не мог ни уйти, ни подойти поближе. Она вытряхнула все шкуры, ушла обратно в ярангу, и только тогда я смог двинуться с места.

— Хотела бы я, чтобы Эрмэчын увидел, как ты пялишь глаза на его жену! Из уважения к твоей старости он выдрал бы у тебя только один клок волос и выбил бы только два зуба, не больше.

Так сказала она, намекая на то, что на голове ее мужа давно уже нет ничего, кроме маленького клочка седых волос, а во рту — только два наполовину истершихся зуба. Пора бы, кажется, перестать заглядываться на соседок!

Затем она стала собирать ужин, полагая, что муж наговорился уже по крайней мере на два дня. Дело в том, что был один человек, который верил в легенду о неразговорчивости Старика, и — как это ни странно — таким человеком была его Старуха. Но, помолчав немного, Старик сказал: