Александр Смолян - Во время бурана

Они лежат; кажется, спят. Первой просыпается Кэтрин. Она делает мостик, потом вскакивает; приплясывая, подбегает к зеркалу, тремя взмахами гребенки приводит в порядок свои темные, коротко остриженные волосы, делая при этом уморительные гримасы. У нее гибкая фигурка, смуглое, лукавое, очень хорошенькое лицо.

Проснулись и другие. Одни поднялись, другие сладко потягиваются; девушка из камеры № 7 — ее зовут Джэйн — повернулась на бок и задумалась о чем-то, смотрит прямо перед собой серыми, немигающими, немного грустными глазами. Только обитательница камеры № 2 все еще не подает никаких признаков жизни.

— Что с Элизабет? — спрашивает Кэпл. — Неужели они опять…

— Не думаю, — отзывается Раницки. — Просто натура такая. Неторопливая.

Действительно, Элизабет в это время шевелится, спускает с тахты ноги, нащупывает ими туфельки, протирает кулаками глаза, снова на минутку прикладывается к подушке и лишь после этого, глубоко вздохнув, поднимается с тахты. Это пышноволосая, голубоглазая блондинка.

Теперь они убирают свои комнаты, в которых, собственно, и раньше никакого беспорядка не было заметно. Все девушки молоды и привлекательны. Они в цветных пижамах или пестрых халатиках. Одна из них — Маргарет — видимо, мулатка.

Кэпл берет на свой телевизор третью камеру, и сразу становится слышна модная песенка «С Томом не соскучишься», которую напевает Кэтрин. Да, не нужно быть ученым-психологом, чтобы понять: Кэтрин представляет здесь обладательниц холерического темперамента. Это видно и по быстроте ее движений, и по тому, что, задумав сменить цветам воду, она оставила вазочку на стуле и принялась вдруг взбивать подушки на тахте, и по тому, наконец, что поет она уже не про Тома (даже не уследил, когда она успела перескочить!), а совсем другую песенку — «Ненавижу я мальчишек».

Кого бы мне рассмотреть поближе? Я нажимаю клавишу с цифрой «2». Нет, Элизабет не поет, она движется по комнате неторопливо, почти бесшумно. И в то же время, хотя настольный экран вдвое меньше верхнего, изображение обретает больше жизненности. Слышен даже шорох занавесок, которые Элизабет развела пошире, чтобы посмотреть в окно, шелест страниц журнала, поднятого ею с ковра. Да, техника в институте Кэпла великолепная!

Элизабет, конечно, должна представлять здесь флегматический тип. Но ее спокойные голубые глаза… Да, у нее глаза поумнее, чем у других. У нее и у Кэтрин. И еще, пожалуй, у Джейн. Кстати, только у этих троих — полки с книгами… А красивее всех, пожалуй, рыженькая Джулиан. И она, по всей видимости, сангвиник, это чувствуется по уверенной силе каждого ее движения, по живости, в которой нет ни чуточки нерва… Что и говорить, актрисы подобраны толково!.. А к какому типу относится Джейн? Впрочем, профессор Кэпл давно ведь предлагал свою собственную шкалу темпераментов, ею, наверно, и пользуются в его институте. И кажется, в ней именно десять основных типов.

Джулиан подходит к зеркалу, распахивает халатик, и у меня мелькает мысль, что представитель цензурного ведомства еще ведь не смотрел эти фильмы.

— Простите, профессор, они знают, что кто-то наблюдает за ними, что идет съемка?

Раницки только хмыкнул, а Кэпл, обернувшись ко мне, ответил:

— Разумеется, нет! Если бы они знали, я бы не дал и полупенса за такой эксперимент. Ведь это начисто погасило бы непосредственность реакций!

— Да, конечно, — пробормотал я, испытывая уже смутное чувство недоумения и протеста против методики Кэпла.

В это время снова раздался звонок.

— Нажмите первую клавишу, — сказал мне Раницки.

Я так и сделал.

Послышался стук в дверь.

Джулиан запахнула халатик и обернулась:

— Пожалуйста.

Вошел мужчина лет под тридцать.

— Здравствуй, Джули.

— Здравствуй, милый. Я так ждала тебя! Раницки показывает мне два пальца, но я не сразу понимаю его и нажимаю вторую клавишу тогда, когда мужчина, пришедший к Элизабет, уже произнес какую-то фразу.

— Да, — отвечает Элизабет. — Я только недавно встала. Я спала, и ты мне снился. Будто мы с тобой поехали куда-то…

Раницки поднимает три пальца, и на этот раз я успеваю взять на свой экран третью камеру в тот момент, когда совсем еще юный, но отлично сложенный и отлично одетый парень, отвесив шутовской поклон, говорит:

— Прими, о дорогая Кэт, мое почтенье и привет!

Задумавшись лишь на секунду, Кэтрин отвечает:

— Прими в ответ, о мой поэт, и мой куплет и лично Кэт.

С этими словами она повисает у него на шее и радостно болтает ногами в воздухе, торжествуя свою победу. Она умудряется одновременно целовать его, хохотать и приговаривать: «Ну, чья взяла? Ну, скажи, чья взяла? А еще поэт!»

Раницки снова подал мне какой-то знак, но я выключил свой телевизор и сказал:

— Все-таки я чего-то не понимаю. То, что вы называли «сюжетом эксперимента», мистер Кэпл, — они это знают?

— Они? — переспросил Кэпл, широким жестом показав на верхние экраны. — Мужчины, конечно, знают. Именно этим заданием они и руководствуются. Но в частностях они импровизируют по собственному усмотрению. В соответствии со своим характером и характером партнерши, сообразуясь с ситуацией… Они связаны только общим заданием и временем.

— А их партнерши? Они ничего не знают?

— Нет, нет. Если бы они знали, все пошло бы насмарку. Нам, повторяю, нужны непосредственные реакции, а не лицедейство.

Я нажал на седьмую клавишу: меня заинтересовал человек, вошедший в комнату Джейн. Лицо его было серьезным и неподдельно печальным.

Он бросил на стул шляпу, молча подошел к Джейн, положил ей руки на плечи и на несколько секунд прильнул лбом к ее лбу. Потом отошел и сел на тахту.

— Ты очень устал, Майкл? У тебя очень усталый вид. Или ты чем-то расстроен?

— Устал, кивнул он. — Ничего, Дженни. Это скоро пройдет.

Мне не хотелось отключаться от седьмой камеры и в то же время интересно было узнать, что происходит в третьей, у Кэт. Судя по жестам, разговор там велся уже в тонах, весьма повышенных.

— Мистер Кэпл, — спросил я, — почему вы проводите эти эксперименты одновременно? Ведь это по существу десять экспериментов, а не один. Мне кажется, такая методика резко ограничивает возможности наблюдения. И потом… Простите мою непонятливость, но я по-прежнему не могу взять в толк… Вам нужны естественные реакции, это ясно… Все эти девушки любят этих мужчин. Каждая, разумеется, в меру своих душевных способностей. Может быть, это их мужья или женихи, может быть, возлюбленные… Предположим. Но не станете же вы уверять меня, что вы договорились со всеми этими мужчинами, что сегодня, в один и тот же час, все они уйдут от своих подруг, объявив об окончательном разрыве?..

— Нет, я не стану уверять вас в этом, — рассмеялся Кэпл. — Если бы мы были такими злодеями, я бы старался скрыть это. Но начнем с вашего первого вопроса. Я, кажется, уже упоминал, что серьезное наблюдение мы ведем позднее, по фильмам, каждый из которых изучается в отдельности. Почему же все-таки десять экспериментов сразу?.. Гм… Видно, придется открыть вам тайну, которую я приберегал к концу. Перед вами не женщины. Это куклы. По заказу нашего института их подготовляет фирма «Дженерал роботс». Каждая кукла, как видите, весьма индивидуализирована, но на первых этапах технологического процесса допустима предварительная обработка сырья сразу для целой серии. Но небольшой — для десяти штук. Иначе эти куклы обходились бы еще дороже, а «Дженерал роботс» и так дерет с нас дикие цены. К тому же — за продукцию крайне недолговечную. Фирма пока что дает гарантию полной естественности поведения всего лишь на два часа. Потом происходят какие-то реакции… Разладка, маразм, энтропия, черт знает что. Вот почему мы вынуждены использовать весь подопытный материал сразу же, одновременно.