Герберт Уэллс - Пища богов (пер. Тан)

Таким образом мир узнал о новой неосторожности в обращении с «Пищей богов». Через неделю кестонская община сделалась очагом распространения гигантских животных. На этот раз не было ни ос, ни крыс, ни уховерток, ни хмеля, а появились по крайней мере три гигантских водяных паука, личинки, несколько стрекоз, удивлявшие весь Кент своими громадными радужными крыльями и сапфировыми телами, да какая-то грязная студенистая масса, сплошь заполнившая берег пруда. Кроме того, как и следовало ожидать, вокруг безумно разрослись травы и кустарники.

Скоро выяснилось, что, кроме кестонского очага гигантской флоры и фауны, есть еще и другие. Так, в Иллинге, — теперь уже в этом нельзя сомневаться, — появились мухи и красные пауки; в Сенбери — гигантские угри, выползавшие на берег и таскавшие овец, в Блюмсбери — гигантские тараканы (они завелись в одном старом доме, издавна кишевшем всякими паразитами). Короче говоря, миру пришлось вновь пережить волнения хиклиброуской катастрофы, с той лишь разницей, что теперь очагов было несколько и каждый славился своей особенной флорой и фауной.

Теперь мы уже знаем, что каждый такой очаг соответствовал месту жительства какого-нибудь из пациентов доктора Уинклса, но тогда это еще не было известно. Сам Уинклс, конечно, делал все от него зависящее, чтобы оставаться в стороне от происшествий, взволновавших общественное мнение и вызвавших панику и страстное негодование. Негодование это, таким образом, обрушилось не на Уинклса, а на Пищу, и даже не на саму Пищу, а на се изобретателя — несчастного Бенсингтона, на которого уже с самого начала смотрели как на единственное лицо, ответственное за все последствия нового открытия.

В результате последовал разгром квартиры Бенсингтона, наделавший много шума, но, в сущности, малозначительный.

История возникновения этого разгрома покрыта мраком неизвестности. Толпа явилась, правда, с митинга, организованного в Гайд-парке крайними членами партии Катергама, но на этом митинге никто, по-видимому, и не заикался о погроме или вообще о каком-либо насилии над личностью Бенсингтона.

Факты говорят, что в одно из воскресений, часа в три пополудни, огромная, безобразная и совершенно разнузданная лондонская толпа двинулась по Четверговой улице с намерением убить Бенсингтона для устрашения всех прочих ученых изобретателей, и что толпа эта была ближе к достижению своей цели, чем какое-либо другое скопище народа со времени начала царствования королевы Виктории. В течение целого часа одно неосторожное слово могло погубить несчастного джентльмена.

Первым признаком угрожающей опасности был шум толпы на улице. Ничего не подозревая, Бенсингтон подошел к окну и несколько минут смотрел на то, как дюжина полисменов тщетно старалась преградить толпе дорогу к его дому, как вдруг в уме его молнией блеснула мысль, что он как-то замешан в этом уличном происшествии, что бешеная толпа пришла к нему. К счастью, он оставался в квартире один — кузина Джен отправилась в Иллинг, к какой-то родственнице своей матери. Некоторое время он растерянно бегал по комнате, отпирал и запирал шкафы, стучался в двери, когда к нему вошел управляющий домом.

— Нельзя терять ни минуты, сэр, — сказал он. — Они узнали в домовой конторе номер вашей квартиры и сейчас придут.

Он вывел Бенсингтона в коридор, запер за ним дверь и втолкнул его в квартиру, расположенную напротив, которую отпер своим ключом.

— Это единственное средство спасения, — прибавил он, — толпа уже поднимается по лестнице.

Открыв окно, выходящее на маленький квадратный дворик, он указал Бенсингтону на ряд уходящих вверх по стене железных скоб, представляющих собою грубую лестницу на случай пожара, показал ему, как следует подниматься по этой лестнице, и высадил на нее несчастного ученого.

Бенсингтон, несмотря на все свои усилия, едва мог переставлять ноги. Вниз он взглянуть боялся, а крыша вверху казалась совершенно недостижимой — до нее было, по-видимому, не меньше мили.

— Стойте, стойте! — вдруг сказал ему откуда-то управляющий и даже схватил его за ногу. Это было ужасно! Вцепившись всеми своими членами в скобы, Бенсингтон слабо вскрикнул от ужаса и при этом как сквозь сон услыхал, что где-то разбилось окно, а в другом месте скрипнула рама.

Немного успокоившись, он осторожно оглянулся и увидел фигуру управляющего в окне, немного пониже своих ног.

— Спускайтесь скорее на шесть ступенек, — шепнул ему управляющий, и Бенсингтон стал спускаться, бормоча дрожащим голосом:

— Только не толкайте меня, ради Бога…

Когда он спустился до уровня окна, у которого стоял управляющий, то почувствовал, что перейти с лестницы на это окно могла бы разве что кошка, а для него это равнялось самоубийству, но не успел еще сообразить, в чем дело, как очутился в объятиях управляющего, который втащил его в комнату одного из верхних этажей.

— Оставайтесь тут, — сказал он, — от этой квартиры ключа у меня нет. Замок американский. Придется вам посидеть взаперти, а я пойду поищу коридорного с этого этажа. Не подходите только к окнам… Самая бешеная толпа, какую я когда-либо видел! Если они подумают, что вас нет дома, то удовлетворятся, вероятно, тем, что переломают вашу мебель.

— А там на двери-то вывешено, что я дома… — сказал Бенсингтон.

— Ах, черт возьми! Ну, теперь все равно.

С этими словами управляющий вылез из окна обратно на лестницу. Бенсингтон вновь был предоставлен своей собственной инициативе, и она немедленно увлекла его под кровать.

Тут он вскоре был найден Коссаром.

Выломав дверь могучим прыжком с разбега, Коссар нашел своего приятеля почти в столбняке.

— Вылезайте скорей, Бенсингтон, — сказал он, — не бойтесь, это я. Мы вас вызволим. Надо отсюда убираться поскорее. Обязательно! Они сожгут дом. Прислуга вся разбежалась. Хорошо, что я нашел кого-то, кто знал, где вы находитесь. Взгляните сюда!

Высунув голову из-под кровати, Бенсингтон увидел в руках Коссара какие-то лохмотья, а главное — черную дамскую шляпку.

— Они весь дом обшарят, если только не зажгут его,

— продолжал Коссар. — Войска могут явиться не раньше, как через час, а тем временем они и здесь побывают. Толпа самая безобразная. Пятьдесят процентов — хулиганы. Надо убираться. Обязательно! Они камня на камне не оставят. Надевайте это скорее, Бенсингтон, я вас отсюда выведу.

— Да как же это… — начал было Бенсингтон, высовываясь из-под кровати подобно черепахе.

— Да вот так же — одевайтесь, и пойдем! Обязательно!

— воскликнул Коссар, вытаскивая ученого и принимаясь поспешно одевать его старушкой — в красную фланелевую кофту, темную юбку и смятую шляпку. Панталоны при этом были засучены повыше, сюртук, жилет, галстук и очки сняты, мягкие ботинки, к великому огорчению для мозолей, заменены башмаками, на плечи накинут платок — и переодевание кончилось.