Герберт Уэллс - Пища богов (пер. Тан)

— Что, если газеты пронюхают об этом! — шептал сэр Артур Пуддль Бутлик.

Но не вышло ничего особенного, когда и газеты узнали. Только в «Болтовне» появилась редакционная заметка, начинающаяся словами: «Мы уполномочены опровергнуть…»

Тем сплетни и кончились.

— Говорят, что нам следует расстаться, — сказала принцесса своему возлюбленному.

— Это почему? — вскричал молодой человек. — Какую еще глупость придумали маленькие людишки?

— Говорят, мы не имеем «права» любить друг друга, — отвечала принцесса. — Знаете ли вы, что любовь ко мне есть государственное преступление? Один ученый специалист доказал мне это сегодня.

— Но что же нам до этого за дело, дорогая моя? — вскричал молодой человек. — Что значат для нас их бессмысленные «права», государственные преступления и прочие пигмейские тонкости?

— А вот я вам сейчас объясню! — сказала она. — Пришел ко мне маленький человек с мягким, симпатичным голоском и с маленькие беленькими ручками, которые в патетических местах своей речи прижимал к сердцу. Он был плешив, но не совсем, седоват, но не очень. Прибавьте к этому маленькое красненькое личико и подстриженную клинышком бородку, тогда вы будете иметь понятие об интимном друге здешней королевской фамилии. Усевшись кошечкой на стул, он начал меня весьма мягко и красноречиво уговаривать, при чем на каждом шагу говорил о том, что у меня есть «особые обязанности», и что я «не должна»…

— Так ведь не думаете же вы, — прервал ее Редвуд, — что в его словах был какой-нибудь смысл?

— С его точки зрения, конечно, был.

— То есть как это?

— Да видите ли, мы, сами того не подозревая, попирали самые священные для маленьких людишек законы. Короли и принцы составляют ведь у них особый класс — класс обожаемых арестантов, священных игрушек, обрядовой бутафории. За это обожание мы расплачиваемся потерей личной свободы. Я обязана выйти замуж за одного принца — вы его не знаете, да и не в нем, собственно, дело, — так себе, обыкновенный пигмейский принц, но союз мой с ним укрепит политическую связь между двумя странами, при чем и Англии будет выгодно. Вы только представьте себе: укрепит связь.

— Ну, так что?

— Ну вот, они и хотят, чтобы я «укрепила связь», как будто бы у нас с вами совсем ничего не было.

— Как же это так?

— Да так. И это еще не все. Он сказал…

— Специалист ваш?

— Ну да. Он сказал, что для вас, да и для всех гигантов, было бы лучше, если б мы перестали видеться.

— Но… какое же им дело, этим людишкам, до того, что мы любим друг друга? Какое им дело вообще до нас, гигантов?

— Должно быть, есть какое-нибудь.

— Но ведь вы-то, — спросил Редвуд, — вы не признаете, конечно, за ними права вмешиваться в ваши дела?

— Конечно, не признаю.

— С какой же стати мы, дети новых законов природы, станем подчиняться старому закону их пигмейского общества! Неужели при первых же наших шагах в жизни мы должны сообразоваться с их обычаями и подчиняться гнету их устарелых учреждений! О, клянусь, этого не будет.

— Я с вами совершенно согласна, только…

— Только что?

— Если они захотят нас разлучить…

— Да что же они могут сделать?

— Право не знаю… Как вы думаете, что они могут сделать?

— Что нам за дело? Вы — моя, а я — ваш. Чего ж нам больше? Как они могут нам помешать своими правилами, запрещениями и смешной, бутафорской важностью? Отнять вас у меня, когда вы мне в тысячу раз дороже жизни! Этого еще недоставало!

— Да, — сказала принцесса задумчиво, — а все-таки, что они могут нам сделать?

— Я лучше скажу, что мы должны делать.

— Ну!

— Мы будем продолжать, как начали.

— А если они нам помешают?

Редвуд задумался, сложив руки на груди.

— Да, вы правы, — сказал он наконец. — Надо подумать о том, что они могут нам сделать.

— В этой маленькой стране, на острове… — сказала принцесса и замолчала.

— От них не отобьешься, потому что они всюду, — докончил Редвуд ее мысль.

— Но мы могли бы попробовать…

— Да куда же деваться?

— Куда-нибудь. Переплывем вместе за море. Там…

— Но ведь и там придется иметь дело с миллионами пигмеев, день и ночь отбиваясь от их вмешательства в нашу жизнь.

— А все-таки это наша единственная надежда, мой дорогой! В этой маленькой и переполненной людьми стране у нас не может быть ни крова, ни уверенности в завтрашнем дне. Где нам здесь жить? Где мы преклоним голову? Даже когда мы бежим, то и тогда они будут преследовать нас днем я ночью.

— Есть для нас место и на этом острове, — сказал Редвуд.

— Где же оно?

— А там, где живут наши братья. Они со всех сторон отгородились от окружающего мира валами, выкопали глубокие пещеры и ходы. Еще недавно один из них приходил ко мне. Я не помню в точности, о чем он говорил, но он упоминал и об оружии. Вот там, у них, мы, может быть, и найдем себе приют… Я давно не виделся с ними… Я и забыл совсем про них! Все это время я был занят только вами, а между тем мне бы надо было сходить к ним и рассказать о вас и обо всем, что здесь происходит. Если они захотят помочь нам, то помогут. Тогда мы можем надеяться. Я не знаю, насколько хорошо они укрепились, но Коссары, конечно, сделали все, что могли. Еще прежде, чем мы с вами встретились, — я теперь припоминаю, — они очень хлопотали об укреплении своих владений. Теперь ведь, как вам вероятно известно, здесь происходят выборы (они уже кончились, должно быть); маленькие людишки считают голоса. Так вот, на этих выборах очень восставали против нас, против всего нашего рода, кроме вас, разумеется. Мне надо повидаться с братьями. Пора рассказать им о наших с вами отношениях.

В следующий раз принцессе пришлось ждать Редвуда довольно долго. Они должны были встретиться в полдень, как раз в той части парка, которая спускалась к реке. Сидя на траве, принцесса все с большим и большим нетерпением поглядывала на юг. Скоро она начала замечать удивительную тишину, царившую вокруг. Даже шпионы, обычно ее повсюду сопровождавшие, на этот раз отсутствовали: нигде ни души. На Темзе также не появлялось ни одной лодки.

Принцесса попыталась было угадать причину такой тишины, но не успела, так как, к величайшему своему удовольствию, увидела вдали Редвуда, голова и плечи которого возвышались над мелким лесом, ограничивавшим кругозор.

Вскоре он исчез за крупными деревьями, а потом вновь показался, уже гораздо ближе. Принцесса издали заметила в его походке какую-то перемену. Редвуд, очевидно, спешил и несколько прихрамывал, а когда она пошла ему навстречу и могла уже ясно видеть его лицо, то ей стало ясно, что он сильно устал и на каждом шагу хмурится от боли. В страшном беспокойстве молодая девушка бросилась к нему с распростертыми объятиями, но не успела она еще задать ему вопрос, как он заговорил.