Андрей Анисимов - Доступ к телу

В аппаратной стояла унылая тишина – микрофоны молчали, камеры работали зря. Неподвижные картинки интерьеров соседней квартиры ничего кроме тоски вызвать не могли. Да и какой прок дежурить возле объекта, когда интрига давно исчерпана – подопытные джентльмены гуляют, где хотят, а ценности, служившие им приманкой, украдены самими экспериментаторами. Ситуация абсурдная, но программа наблюдения за квартирой рассчитана на месяц, и ее надо выполнять. Шаньков уселся в кресло на колесиках и от нечего делать стал елозить вдоль панельной доски. Сделалось совсем скучно. Чтобы не уснуть, решил прокрутить пленки видеокамер назад. Сегодня он в аппаратной еще не был и даже не знал, когда троица джентльменов отчалила в город. При быстрой отмотке что-то его насторожило. Виктор остановил перемотку, запустил режим просмотра и чуть не свалился с кресла. На картинке возникли аспиранты. Это было невероятно, но камера врать не умела. Дружников и Тарутян, за которыми гонялась вся служба безопасности банка, спокойно разгуливали по квартире. Вот они выдвинули ящик буфета, что-то положили туда. Пошли дальше, открыли комодик в холле, тоже что-то положили. Шаньков остановил кадр и увеличил картинку. Сомнений не было – похитители раскладывали по местам валюту и золотые безделушки. Не веря своим глазам, юноша осторожно вышел на лестничную площадку и приложил ухо к соседней двери. Полная тишина. Отомкнул два замка, на цыпочках прокрался в прихожую, заглянул в ящик комода. Две пачки долларов лежали точно так же, как до похищения. Остальные деньги и безделушки тоже вернулись на прежние места. На столе в гостиной Шаньков заметил конверт. Послание адресовалось профессору Бородину. Оно не было запечатано, но лаборант заглядывать в конверт не стал. Однажды в детстве он прочитал письмо, адресованное матери, за что получил ремня. С тех пор к чужим письмам испытывал отвращение. Дрожащей рукой достал из кармана трубку и позвонил профессору. Мобильный Александра Ильича не отвечал, тогда он набрал домашний. Откликнулась Мария Николаевна. Он попросил к телефону профессора.

– Витюш, Александр Ильич прилег и задремал. Если ничего срочного, он свяжется с тобой позже.

– Передайте профессору – «h» восстановился.

– Кто восстановился, милый? Я тебя не понимаю.

– Ген, он поймет.

– Дай я запишу. Диктуй по буквам.

– Пожалуйста. Геннадий, Евгений, Николай – ген.

– Ген в смысле генетики?

– Именно в этом смысле.

– Так бы сразу и сказал. Я же не идиотка. А то какой-то «h»…

Шаньков заверил супругу патрона в полном уважении и отключился. Замкнув за собой стальные двери, вернулся в аппаратную.

Скука ушла. Дежурство обрело смысл, как и весь проект, в котором он участвовал.

Арсений вошел в приемную Паскунова за три минуты до назначенного срока. Банкир давно разобрался в негласном этикете табеля о рангах: явишься слишком рано – принизишь собственный имидж, опоздаешь – прослывешь хамом. Секретарь сенатора, Стас, в безупречном костюме, свежевыбритый и румяный, словно стрелки часов не двигались к полуночи, а показывали девять утра, улыбнулся Бородину, как старому знакомому, усадил в кресло, тут же доложил о нем боссу, и обратился к даме, слившейся со своим рабочим местом:

– Лидочка, предложите Арсению Александровичу чашку чая или стакан сока.

Дама, старше Стаса лет на двадцать, мгновенно отсоединилась от компьютерно-мебельной конструкции и радушно зачирикала:

– Могу и кофейку, если не боитесь допинговать сердечко.

– Я бы выпил минеральной воды.

– Сделайте одолжение. Позволю себе предложить вам Боржоми. Настоящий, из источника. Владимиру Антоновичу, несмотря на запреты господина Онищенко, грузинские друзья Боржоми продолжают присылать. Это так трогательно в наше время.

Исполнить обещание Лидочка не успела. Секретарь раскрыл двойные двери:

– Прошу, Арсений Александрович, вас ждут…

Кабинет сенатора с порога внушал уважение. В нем присутствовало все – и официоз, и оазисы для доверительных бесед. Стол заседаний кораблем в океане рассекал помещение по центру. Несколько комбинаций из диванов, кресел и журнальных столиков уютными причалами разбежались по периферии. Огромный глобус времен СССР и флаги стран СНГ намекали на ностальгию политика по бывшей империи, а вазы с фруктами – на его гостеприимство. Доказательством лояльности сенатора к действующей власти служил внушительный портрет президента – над письменным столом, и Столыпина – на противоположной стене.

Сам государственный муж в своих державных владениях едва просматривался. При появлении Бородина широко зевнул и указал на кресло рядом с собой.

– Присаживайтесь, Арсений Александрович.

– Спасибо, – банкир уселся и выложил на стол визитку.

– Это лишнее. Связь через брата. И давайте покороче, спать хочу.

Арсений открыл кейс, достал прозрачную папку, добыл из нее два листа компьютерной распечатки и протянул сенатору. Владимир Антонович, не глядя, отодвинул их в сторону:

– Брат мне говорил, что вы уже вложились в этот проект?

– На стадии опытов.

– Вы сами как формулируете мою задачу – выйти на правительство или на кремлевскую администрацию?

– Вам виднее. Но, думаю, без санкции первого лица проект не сдвинуть.

– Правильно думаете. Но лично я положить эти листки на стол президента не в силах. Людей, которым это по плечу, знаю. Но тут важно не лажануться. Доступ к телу вождя акция непростая и далеко не дешевая. Вы меня понимаете?

– Понимаю и учитываю.

– Похвально. Прикинули бюджетик?

Арсений еще раз открыл кейс. На сей раз Паскунов ознакомился с содержанием внимательно:

– Вы позволите мне оставить это у себя?

– Естественно. Мы с отцом для вас и готовили…

– Прекрасно. Я завтра улетаю в Сочи. Там президент проводит совещание. Вполне возможно, по возвращению у меня появится для вас информация.

– Буду ждать.

Сенатор еще раз зевнул и протянул банкиру руку:

– Приятно было познакомиться. Кстати, пару процентов по вкладам брата неплохо бы прибавить. Один кризис закончился, второй вроде не начался. Да и нефть, слава Богу, резко не падает…

– Мы с Кириллом Антоновичем обсудим такую возможность.

В приемной Арсений все же получил стакан Боржоми – Лидочка свои обещания помнила. Розовощекий секретарь проводил банкира до дверей и сдал постовому. Тот вывел посетителя из здания. Оказавшись на улице, Арсений посмотрел на часы. Стрелки показывали без пяти двенадцать. Прием у сенатора занял меньше пятнадцати минут.

Днем забитая лимузинами Старая площадь к ночи пустела, и автомобиль дожидался банкира в гордом одиночестве. Василий уснул, и Арсению пришлось колотить в стекло. Водитель мгновенно проснулся и открыл дверцу: