Андрей Анисимов - Доступ к телу

– Я провожу вас до палаты.

– Вы сама любезность. Теперь встретить приличного человека – перст божий. Живем среди хамья. Дальше я сама, дай вам бог здоровья…

Александр Ильич спустился на третий этаж по лестнице и сразу увидел Суркову. Она стояла возле медсестры и что-то энергично ей говорила. Профессор подошел и остановился рядом, не желая прерывать беседу женщин. Катерина увидела его и вспыхнула.

– Зачем вы пришли?

– Как зачем? Катя, да я загибаюсь. В лаборатории остался один Виктор. Мне сегодня предстоит нейтрализовать ген у приматов. Один бог знает, как я без вас управлюсь. Вам разрешили гулять?

– Да, меня завтра могут выписать.

– Вот это прекрасно. Пошли, пройдемся и все обсудим.

– Что нам с вами обсуждать?

– Давайте на воздух. Только положите куда-нибудь эти бананы. Мне надоело с ними таскаться.

– Вы их принесли мне?

– Естественно, вам. Другие фрукты врач запретил.

В саду Александр Ильич взял Суркову под руку и почувствовал, что рука ее становится деревянной. То же напряжение читалось и на ее лице. Она то бледнела, то покрывалась румянцем. Они подошли к скамейке. Профессор попросил:

– Давайте присядем.

Она обняла его и зарыдала. Александр Ильич замер, не зная, что делать. Попробовал усадить Катерину на скамейку, но она словно окаменела.

– Очнитесь, Катя. Вам вредно волноваться.

– Вы прочитали мою записку? – она смотрела на него горящими глазами и ждала. На них стали оборачиваться.

– Я все прочитал. Вы бог знает чем забили свою головку. Давайте сядем.

Она наконец позволила себя усадить:

– Знаете, о чем я просила сестру?

– Нет, откуда мне знать?

– Я просила, чтобы вас ко мне не пускали.

– Почему?

– Мне стыдно. Я же не знала, что так получится…

– Как получится, Катя?

– Ну, что я останусь жива.

– Вы догадываетесь, кто вас спас?

– Смутно припоминаю. Это был Лыкарин. Я права?

– Да, Катенька, он. Вы представляете, какое чудо мы с вами сотворили?! Бывший рецидивист, закоренелый бандит стал человеком, причем каким человеком! Это же и ваша заслуга. А вы про любовь…

– Простите меня. Я причинила вам столько беспокойств.

– Катюша, это все такая мура по сравнению с тем, что мы делаем. Мы на пути к изменению человечества. Понимаете, че-ло-ве-чес-тва!

– Я знаю, что вы гений. Но я вас люблю. Понимаете, лю-блю! Вы хоть раз кого-нибудь любили?

– Катенька, перестаньте задавать мне риторические вопросы. Я ученый. И если вы меня любите, помогайте. А вы в такой момент надумали меня бросить. Да вы знаете, сколько сил умственных и духовных я вложил в ваш интеллект? И вы после всего этого глотаете какую-то гадость.

– Вы так ничего и не поняли. Я потеряла смысл жизни…

– Смысл жизни?! – Профессор вскочил со скамейки, сделал несколько шагов по асфальту, вернулся и сел: – Вы говорите смысл. Я только что имел удовольствие помочь пожилой даме подняться на четвертый этаж. Так за это время она успела мне рассказать, что врачи бросили ее сестру с инфарктом потому, что им не заплатили! Только представьте, врач оставил умирать старуху в коридоре из-за каких-то двух-трех тысяч. Это же позор.

– Наивный вы мой ученый. Я здесь такого насмотрелась, ни в сказке сказать, ни пером… как говорится. Тут пациентам навязывают операции, которые им совсем не нужны, чтобы содрать с них деньги. Отрезают здоровые органы вполне еще трудоспособным людям, и те становятся инвалидами. И всего за пятьсот долларов!

– Вот и надо начать с врачей. Хочешь работать по специальности, будь добр, активизируй свой ген. И этого мы с вами добьемся. Слышите меня, Катя. Обязательно добьемся, если даже придется дойти до президента. Мы изменим Россию, я вам обещаю. Но и вы обещайте мне – никаких суицидов.

Суркова посмотрела профессору в глаза, покачала головой и грустно улыбнулась:

– Вы неисправимый идеалист. Наверное, за это я вас так и люблю.

– Не уходите от ответа. Вы мне обещаете без глупостей?

– Обещаю.

– Если вас завтра выпишут, постарайтесь послезавтра выйти на работу. Мне без вас очень трудно. – Александр Ильич долго рылся по карманам, нашел платок и вытер Сурковой слезы. – Вот такой вы мне нравитесь.

Они прошлись по аллее, Катерина сама вела его под руку. Напряжение ее отпустило. В конце аллеи она остановилась и как-то подозрительно взглянула на профессора:

– Скажите, вы много врачам заплатили?

– Ни копейки, а что?

– Слишком уж они со мной возятся.

– Наверное, понравились какому-нибудь эскулапу. Вы же красивая женщина. Кстати, сколько сейчас времени?

– Начало первого. Вас кто-то ждет?

– Одна милая супружеская пара.

– Кто же эти счастливцы?

– Вы их, Катя, прекрасно знаете. Это Фоня и Нора.

Она рассмеялась:

– Вы намерены сделать их снова бесчестными?

– Да, Катенька. Вины за наших аспирантов с меня никто не снимал. Но вы сейчас о них не думайте. Вам надо набираться сил, а не тратить энергию на негативные эмоции.

– О мальчиках ничего не слышно?

– Пока нет.

– Обещаю вам, они скоро объявятся. Я это чувствую.

– Дай-то бог.

Он проводил Суркову до корпуса и пошел искать стоянку. Он уже забыл, где оставил машину, но Василий ждал у ворот.

– Александр Ильич, я здесь.

– Как хорошо, дружок. А то я бы опять заплутался.

– Навестили вашу сотрудницу?

– Да.

– Не приведи господь попасть им в лапы, да еще без толстого кошелька.

– Катерину лечат бесплатно, и, по ее словам, вниманием не обделяют.

Василий усмехнулся, открыл профессору дверцу, дождался, пока тот усядется, и устроившись за рулем, заметил:

– Я лично передал от Арсения Александровича тысячу долларов заведующему отделением.

– Вот как? Грустно. Хотя чудес на свете не бывает.

– Тут вы правы. Куда едем?

– В институт, если вам не трудно.

– Сделаем, Александр Ильич. – Василий запустил двигатель и тронул с места.

Лыкарин, Водиняпин и Косых превзошли себя – явились на квартиру к проституткам с огромным букетом роз, нагруженные пакетами вин и закусок. Не заметив среди красавиц двух блондинистых близняшек, Лыкарин спросил:

– Девочки, а где Оксана с Розой?

Девушки замялись, явно не желая отвечать на этот вопрос. Клиент решил не настаивать, а оглядеться.

Проживание девяти жриц любви на площади в шестнадцать квадратных метров создало некоторые особенности в интерьере. Навал всевозможной одежды, косметики и интимных предметов туалета вперемежку с колготками и постельным бельем не может радовать глаз мужчины. И не только глаз – смесь ароматов из арабских духов, борща, всевозможных дезодорантов и женского естества способна вывести из строя и другие органы мужского организма. Но троица джентльменов, переживших дух тюремных камер и лагерных бараков, чувствовали себя здесь достаточно комфортно.