Игорь Негатин - Право остаться

Первые минуты нашей встречи можно и опустить. Андрей Викентьевич чувствовал себя не лучшим образом, но тем не менее рассыпался в благодарностях, хоть и кривился от боли. Избит, но старается и пошутить, и улыбнуться. Доктор запретил ему подниматься с постели целую неделю. Изрядно досталось! Не считая сломанной руки. Закрытый перелом. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что это значит для человека, который зарабатывает уроками музыки? Нет? Вот и прекрасно.

Радушный хозяин, несмотря на травмы, попытался подняться с кровати, чтобы напоить меня чаем. Пришлось заняться этим делом и озаботить хозяйку насчет кипятку. Эклеры, как видите, пришлись очень кстати.

– Один из приставов, – рассказывал Андрей, пока я разливал чай, – заявился сегодня утром и намекнул, что если я не буду раздувать дело, то отец подстреленного вами мерзавца готов компенсировать мне лечебные издержки и потерянный заработок.

– Разумное решение. Что вы ответили?

– Послал к черту.

– Вот это уже неразумно. Надо было соглашаться.

– Ни в коем случае! – Андрей даже скривился. – Это мерзко.

– Согласен, но и дело не совсем обычное. Скажите, какого дьявола они напали на вас?

– Как вам сказать… – замялся Челищев.

– Как есть.

– Дело в одной даме… Извините, Александр Сергеевич, но я не готов это обсуждать.

– Понимаю и не настаиваю…

Вот так, за чашкой чая с эклерами, мы и провели время. Даже про охоту поговорили. Как оказалось, Челищев – страстный охотник. Одно время этим даже на жизнь зарабатывал, пока не нашел занятие по душе – обучал детей музыке и давал небольшие домашние концерты.

В свою очередь я вспомнил про День города и вальс, так меня поразивший, в исполнении духового оркестра. Челищев мило улыбнулся и признался, что партитура этого произведения подготовлена им самим. Тут-то меня и накрыло, как мыша веником…

– Простите, Андрей Викентьевич, вы с какого года? – с невинным видом спросил я.

– Простите?

– Мы с вами, надо понимать, почти ровесники?

– Триста восемьдесят второго, – ответил он.

Ну что же, все верно. Если учесть, что на дворе семь тысяч четыреста шестой год, то нашему музыканту аккурат двадцать четыре года исполнилось. Ни больше ни меньше…

– Хм… А если от Рождества Христова посчитать? – спросил я и пристально посмотрел на Челищева. – Какой год будет?

– Простите, но я… Я вас не понимаю… – Мне показалось, что он растерялся.

– Вальс, для которого вы, Андрей Викентьевич, партитуру написать изволили, создан в одна тысяча девятьсот шестом году, и сочинил это прекрасное произведение капельмейстер Мокшанского пехотного полка Илья Алексеевич Шатров. Вот так… Поэтому, милостивый государь, я и спросил о дате из нашего мира.

– Как же так… – прошептал он и захлопал глазами. – Вы… Вы тоже?!

– Как видите, – грустно улыбнулся я. – Как видите…

Так я познакомился с Андреем Викентьевичем Челищевым во второй раз. Человеком из нашей реальности, которого похитил мир-«призрак». Причем совершенно случайно. Андрей шел домой. Вечерняя электричка, пешеходный переход… Не было ни вспышки, ни грома, ни молнии. Один шаг, и асфальт под ногами сменился пружинистым мхом. Кстати, погибший Семен Покровский, с которым я познакомился в Ривертауне, тоже попал в этот мир очень похожим образом. Без «иллюминации».

– Поначалу подумал, что сошел с ума, – рассказывал Андрей. – Списал все на усталость и переутомление. В первые минуты. Потом попал к людям. Мне повезло – выкинуло недалеко от морского побережья. В Михайловке.

– Сколько вы уже здесь?

– Четыре года. До сих пор мне очень везло, и если бы не это досадное происшествие, то все было бы прекрасно. Мне, если честно, этот мир больше по душе, нежели наш.

– Неужели не было желания вернуться?

– Поверьте, Александр, даже наоборот. Как представлю, что могу сделать какой-нибудь неосторожный шаг и увижу наш мир… – его даже передернуло, – мороз пробирает.

– Как же родители, семья?

– Нет никого.

– Извините.

– Не за что извинять, – грустно улыбнулся он.

– Что же будем делать, Андрей Викентьевич?

– Понятия не имею… – Он вздохнул, немного подумал и покачал головой. – Полагаю, что после этого происшествия мне придется уехать. Все равно этот придурок покоя не даст. Есть небольшие накопления. Отправлюсь куда-нибудь на юг. Не пропаду. Я ведь поначалу среди рыбаков и охотников спасался. Умею и зверя бить, и рыбу ловить. С музыкой, как вы и сами понимаете, пока что покончено. На рояле одной здоровой рукой не поиграешь, а увечный преподаватель вызовет у детей отрицательные эмоции. Мои клиенты – люди обеспеченные, и это им не понравится.

– Андрей… – задумчиво протянул я, – если подумать, то вас мне сам бог послал.

– Не понял…

– У меня есть предложение.

– В чем же оно заключается? – хмыкнул он.

– Смотрителем не хотите поработать?

– Смотрителем?

– Вся Прошкина падь к вашим услугам! Жалованье обсудим.

– У вас там прииск?

– Нет. По словам одного каюра, там и золота-то нет!

– Тогда зачем вам смотритель?

– Дело в том, что мне и моему другу нужно будет уехать… – пояснил я и продолжил свои уговоры: – На некоторое время. Дом мы обжили, дрова и припасы заготовили. Даже медведя-шатуна убили, который не ко времени из берлоги вылез. В общем – живите и радуйтесь. Соболя много, есть олени, лисы. Рыба сама на крючок прыгает!

– Если и медведя убили, то предложение заманчивое, – улыбнулся он.

– Жалованьем не обижу. Соглашайтесь!

Когда я шел назад, в гостиницу, то улыбался как блаженный. Вполне допускаю, что люди, которые встречались на моем пути, приняли меня за пьяного. Это не важно. Важно то, что мы с Марком можем уйти из Прошкиной пади, оставив вместо себя человека, которого не испугаешь «пришельцами» из других миров. Нет, я определенно везучий! Осталось зайти к Силантию Капитонычу и договориться о поездке в Прошкину падь, а затем… уговорить Марка Брэдли, и вперед – на юг. Вустер ждет.

До сих пор мне везло.

Помню, как в Ривертауне, в бытность мою помощником шерифа, меня пырнул ножом один из ковбоев старика Джекобса, которому показалось, что в этом захолустье он самый быстрый и смелый. Угодил острием в пряжку, а повторить удар не успел – получил бутылкой по голове и сполз на грязный и заплеванный пол, под крики и улюлюканье своих не менее пьяных приятелей.

Потом был тихий и безвредный пьянчуга, допившийся до белой горячки, который выстрелил в меня из дедовской двустволки. Ему почудилось, что мистер Талицкий – само воплощение зла, которое заявилось в его провонявшую и заросшую грязью хижину, чтобы забрать вусмерть проспиртованную душу. Если бы не осечка, то заряд картечи пришелся аккурат по центру «мишени»…