Иван Тяглов - Круги Магистра

- У вас сейчас глаза на лоб вылезут, - сердито сказал Тимка.

- Наверно, - согласился врач, он снова затянулся, жадно вдыхая горький дым, будто спасался им от четкой и ясной мысли-видения: здесь и сейчас убивают детей.

- Слушайте, ребята, милиция милицией, но мутное это дело, непонятное; конечно, я чужой... Пожалуйста, если что, я недалеко здесь живу: Радищева, пять, квартира семнадцать.

- Это пятиэтажка через дорогу от Города, - прежним тоном то ли спросил, а скорее, подтвердил Гранька.

- Ну да...

- Сейчас вам страшно... А когда давили Город, где вы все были?! Добрые и хорошие?! - Гранька стоял бледный, глаза нехорошо взблескивали клинковой сталью. Врач попробовал пожать плечами:

- У меня дежурство, суточное, между прочим... А что я оправдываюсь?.. Бред какой... Ладно, в общем если что, давайте ко мне.

Он швырнул окурок под тополь, побрел к машине, сел там на порожек раскрытой задней двери, сжав виски бледными пальцами.

- Они-то тут при чем, - пробормотал Тимка.

- Они всегда ни при чем, - непримиримо отрезал Гранг. Не Гранька, а тот мальчишка с баррикад Великих равнин, заменивший убитого пулеметчика и попавший в плен, когда кончились патроны. И видевший, как рубят связанных людей пополам очереди крупнокалиберных пуль. Это рассказал Тимке сторож, тогда еще, на дороге. "Алешка... Зачем?.. Ведь здесь не было баррикад..." - Слова и мысли получились сами собой глупые и ненужные. Горячий ком запоздало подкатывал к горлу.

- Это была моя пуля, - сказал вдруг Гранька.

- При чем тут ты! - крикнул Тимка с отчаянием и резким вспыхнувшим страхом.

- Вот, - листок бумаги, незнакомой, голубоватой, хрустящей, надпись рукой Вадима:"Город. Мальчишкам Ордена". - Почитай, - сказал Гранька.

- "Ребята! Времени мало у меня и у вас. Попробуйте восстановить Город. Хотя бы одну башню. Лучше - ту, что ближе к фабричному сараю, восстановите в ней роспись Радуги. Художник живет на Канатной, дом восемь... Гранька! Отдай Шар и Стрелу надежному человеку. Получится с башней - поставишь там по "опрокинутому небу". Помнишь еще уроки? Грозовая звезда поднимается к зениту, а мы почти ничего еще не знаем. Запомни: в Кольцах Миров есть Черное Оружие. В ночь, когда Грозовая звезда встает в зенит, его можно пустить в ход. Как неизвестно, как остановить - тоже непонятно. Делали Древние Мастера. Но закрыть Границу ты сможешь, хоть на время. Еще: будь осторожен. Мы пошлем письмо, для этого придется открывать пути. Вместе с письмом к вам может попасть все что угодно и кто угодно. Держитесь!"

- Ты где его взял? - спросил Тимка.

- В развалинах Города, недалеко от сарая. Письмо и выстрел охранника открыли дорогу пуле.

- Ты думаешь, охранник - оттуда?

- Он даже не знает. Просто выстрелил солью, а попала пуля. Так случается на Звездных Путях.

- Как ты узнал, что там, у Вадима, что-то случилось, что было письмо?

- Ты еще услышишь, - ударила жесткой печалью мягкая Гранькина улыбка. - Ты же Рыцарь Радуги. Это - как колокол, только звучит дольше и немного иначе. "И Рыцарь слышит Весть издалека, и берет меч свой, и идет путями Земными или Звездными сразиться со Злом и положить предел могуществу его, как бы велико могущество не было", - Гранька говорил как-то странно, нараспев немножко, будто заклинание читал. - Это из старого устава. На Великих равнинах уже говорили проще и жестче, меня Аль научил по-старому.

- Значит, все-таки баррикада, - Тимка сам поразился твердости своего голоса, потому что, если честно, слезы уже крепко подмочили глаза и повисли на ресницах.

Гранька не удивился, спросил только:

- Когда собираемся?

- В двенадцать, там, где будет башня.

Где-то под аркой взревел мотоцикл, пронесся по двору, принимая облачные блики на серебристый обтекатель. Тимка вздрогнул.

- Опять охламон Васька на драндулете прикатил! У людей горе, а он!.. вновь пронзительно заорала тетя Валя. Кажется, у нее выходило громче мотоцикла.

- А вот такие и убить могут, да... Носятся, носятся, шею все никак свернуть не могут... - пошли поддакивать пенсионерки. Они и сейчас были непробиваемо уверены в своей правоте. Милиционер грустно присел на скамеечку, на него изредка просительно поглядывали. Бабушкам тоже было страшно, поэтому вопили старательно и громко.

"Охламон", поставив машину, топтался со шлемом в руках, соображая. Потом со стуком надел шлем на руль мотоцикла.

- Да тебе, теть Валь, разреши, ты бы всех мальчишек во дворе перестреляла! - сказал он негромко, но четко.

Крик сломался. Во дворе стало пусто и жутко. Милиционер поднялся и пошел прочь.

- Тима! - позвала мама, высунувшись из окна, там горел свет, кажется, работал телевизор. Как всегда. Мирно, привычно. Издалека плыли над двором печальные тихие переливы, похожие на плач и на колыбельную, а еще - как будто прощаешься с другом навсегда, и он, не оглядываясь, уходит к прозрачному горизонту. Мелодия оживила серые Драные дома, отдала им свою грусть...

- Тим, ты как хочешь, конечно. Тут дядя Женя пришел, вы с ним давно не виделись.

Музыка отзвучала, ушла в холодеющее небо. Двор сжался и потемнел под надвигающимися сумерками.

- Иди, - дотронулся Гранька до локтя. - А то весь уже пупырышками покрылся.

- Давай к нам, переночуешь, поешь, а завтра вместе в школу?

- Не, я завтра в школу вообще не пойду: отпрашиваться - только ругаться, а мне еще надо место одно проверить. - Гранька задумался. - Ты с Женей договорись: бревна, доски теперь нужны, и эта еще... путается, Марьниколавна. И наших всех предупредить надо.

- Ага... Только... ты не уходи, пожалуйста, насовсем... Вадик ушел, Аль...

- Ну что ты, - сказал Гранька как-то растерянно.

Тимка поднимался тихо, чуть не на цыпочках, со ступеньки на ступеньку по облупленной лестнице, а надписи со стен как всегда сообщали, что "Спартак" чемпион, что Васька - дурак и что тетя Валя - старая стерва.

И никому в этом пустом, холодном, подлом мире не было дела до маленького мальчишки, убитого сегодня на развалинах его сказки. И до самой сказки тоже... Никому? А как же все рыцари, оруженосцы, мастера? А ты сам? Или ушел Вадик, погиб Алешка, и все? Баррикада... вспомнил он, последняя линия обороны. Последняя...

Тимка вдруг сообразил, что уже с минуту стоит перед дверью в собственную квартиру. Он приподнялся на цыпочки, надавил звонок, его поставил повыше отец. "Чтоб меньше хулиганы жали", - объяснил он. Перед "глазком" мелькнул кто-то, заслонив свет.

- Заходи, гуляка, - Кашинцев, кисло улыбаясь, стоял на пороге. - Чего уроки не делал?

Тимка поглядел на него: "Ты что, не знаешь?"

- Слышал уже, - ответил на непроизнесенный вопрос Кашинцев. Почему-то обиженно и зло спросил: - Так что теперь? Всем помирать? Да заходи, чего на пороге встал...

- Жень, - сказал Тимка, сбрасывая сандалии. - Мы будем заново делать Город, там доски нужны, бревна, инструменты...