Борис Фрадкин - Пять сотых градуса ниже абсолютного нуля

— Послушай, — заговорщически понизив голос, сказала Ксения Марковна, — а ведь у меня в холодильнике куча вкуснейших вещей. Ты как, не возражаешь?

Ее слова послужили сигналом для желудка Ефима. Там сразу заныло от ощущения пустоты. Всю ночь он был на ногах. Да еще столько пережил. Теперь ему казалось, что он не ел по. крайней мере двое суток.

Холодильник на кухне действительно оказался забитым такими яствами, от одного вида которых Ефим почувствовал дурноту и рот его наполнился слюной. Он с жадностью набросился на ветчину, шпроты, на пирог с рыбой, который прямо во рту таял. А Ксения Марковна ему все подкладывала да подкладывала. Заодно она и сама отправляла себе в рот то кусочек торта, то прямо пальцами вылавливала из банки с компотом розовощекий персик.

Все это молниеносно исчезало в ее кругленьком ротике. И от того, что лицо ее при этом оставалось строгим и деловитым, у Ефима окончательно отлегло от сердца.

— А я ведь довольно плотно позавтракала, — доверительно пожаловалась Ксения Марковна. — Мне за обжорство и от мужа влетает, боится, что я разжирею. А ты, дружок, ешь, ешь. Душа меру знает.

Она пичкала Ефима с таким упрямством, что он едва выбрался из-за стола.

— А теперь на боковую, — скомандовала Ксения Марковна, отсыпайся, дружок. А я отправлюсь на выяснение кое-каких обстоятельств. По возвращении обстоятельно доложу. Лады?

— Лады! — заулыбался Ефим.

— Вот и преотлично, — Ксения Марковна покачала головой, и во что только тебя вырядили, черти. Костюм с какого-то мужика содрали и на мальчонку напялили. Чудесники-кудесники…

Ксения Марковна закрыла за собой двери только тогда, когда убедилась, что сон мальчика достаточно крепок. От ее показной беспечности не осталось и следа. Она едва не подвернула ногу, сбегая по лестнице. Она очень спешила разобраться в странных и безусловно имевших место событиях.

Георгий Михайлович Лапин был самым молодым доктором технических наук в Институте электромашиностроения. Впрочем, он был и самым молодым среди заведующих кафедрами. Ему только что исполнилось тридцать один. Он возглавлял кафедру низких температур.

В науке он продвигался довольно быстро и результативно. Его решения научных проблем поражали смелостью и простотой. Его доклады на симпозиумах в равной мере вызывали бурю негодования и бурю восторга. Взять хотя бы лапинскую теорию частиц с мнимой массой покоя. "Если существуют частицы с положительной массой, если стало привычным существование частиц с нулевой массой (к коим относятся фотоны и нейтрино), так отчего бы не быть и таковым, знак массы которых будет по другую сторону нуля?" — вопрошал Лапин. И, подтверждая свою мысль, приводил безукоризненные логические доказательства, подтвержденные математикой.

В ниспровержении этой теории принимали участие весьма именитые физики. Они не трудились в выборе выражений доказывая псевдонаучность домыслов молодого доктора технических наук. Лапин же, читая громящие его статьи, хохотал, счастливо потирая руки. Единомышленников с каждым днем у него становилось все больше.

В поисках частиц с отрицательной массой (их уже до Лапина окрестили тахионами) он пошел своим путем. Он отказался от использования сверхмощных ускорителей и нашел прежде чисто диалектическое решение проблемы: получение качественно иного состояния материи требовало качественно иного метода.

Ему пришлось сменить немало научных руководителей, прежде чем удалось защитить кандидатскую диссертацию на тему "Самопроизвольное возникновение тахионов". Он был на грани провала. При голосовании он получил перевес всего в один голос. Зато в высших инстанциях диссертация получила неожиданно самую блестящую оценку, и Лапину было сразу присуждено докторское звание.

К удивлению друзей Лапин отказался от предложенной ему исследовательской работы в Институте физических проблем Академии наук и переселился в один из уральских городов, где принял заведование кафедрой, казалось бы, ничего общего не имеющей с решением проблемы тахионов. Но он-то знал, что делает. В том небольшом городе только что сдали в эксплуатацию крупнейший в мире завод холодильных установок. Содружество с таким предприятием сулило богатейшие возможности.

Еще четыре года спустя в лаборатории Лапина была собрана первая опытная установка для пробития "дна температурного колодца", то есть для выхода в область температур, лежащих ниже нуля Кельвина. Именно в этой области, по расчетам Лапина, открывалась возможность, для самопроизвольного возникновения тахионов.

Прорыв в область отрицательных абсолютных температур в конечном счете открывал возможность извлечения энергии из пространства. В воображении Лапина уже оформлялась машина, названная им "тахогенератором". В принципе это будет своеобразная губка, впитывающая энергию из межзвездного вакуума. Ценность генератора усугублялась предстоящими космическими полетами в иные звездные миры.

Способность Лапина с удивительной легкостью объяснять самые сложные явления, тут же облекая их в ажурные математические зависимости, снискала ему всеобщее уважение на кафедре. Невысокого роста, плотный и подвижный, Георгий Михайлович мог всю ночь напролет просидеть над расчетами, а утром появиться на кафедре таким свежим, будто хорошо выспался, прочесть пару-другую лекций с присущей ему увлеченностью и, наскоро перекусив в столовой, экспериментировать до полуночи.

Он не переносил медлительности, научной посредственности и просто в ярость приходил от формализма в исследовательской работе. Тем большее удивление и разочарование среди работников кафедры вызвало появление нового инженера-исследователя, человека, который ни в каких отношениях не подходил под строгие лапинские мерки.

Георгий Михайлович принял его в штат кафедры, несмотря на протесты проректора.

Ефим Константинович Ошканов работал на заводе холодильных установок рядовым конструктором. За тридцать четыре года своей непрерывной службы он не поднялся даже до старшего конструктора, не говоря уже о командных должностях.

А чего стоила внешность этого человека! Скучающее лошадиное лицо с выступающей нижней челюстью и тусклыми, некогда серо-голубыми глазами. Правда, седые курчавые волосы, оставшиеся густыми, как и в молодости, придавали ему некоторую привлекательность. И так как он никогда не носил головного убора, даже в сильнейшие морозы, на него оглядывались на улице.

Одевался Ефим Константинович всегда в один и тот же черный костюм, заметно выгоревший на солнце, и даже в жару не снимал пиджака. Галстука не признавал, хотя сорочку застегивал на все пуговицы." "Походка у него была неторопливой. Передвигался он, обычно сцепив руки за спиной и не глядя на встречных, отчего часто не замечал знакомых. Появляясь на работе, никогда не здоровался первым, а на приветствия отвечал или коротким кивком или нечленораздельным бурчанием.