Любен Дилов - На поющей планете. (Сборник)

Хрононавт! Громкое слово, обозначающее существо, немногим отличающееся от шимпанзе, которых по традиции первыми выстреливали во время. Верно, тут нужна храбрость, но мало ли других профессий, где требуется готовность пожертвовать жизнью! Новое, которое я открыл, состоит вот в чем: легче проститься с жизнью, чем с собственным временем. А за это, пожалуй, и впрямь стоит соорудить памятник. Но поскольку мое открытие пришло позже, а сам я полетел в будущее с обезьяньей наивностью и страхом, то и памятник не может не таить — где-нибудь под фундаментом — немножко иронии. А много ли наберется таких памятников, в которые не была бы вмурована ирония времени?

Это, конечно, тоже — только мое видение, сказка, вроде сказки про орла, который ест твою плоть, чтобы вынести тебя из нижнего царства в верхнее.

Конец записи

Подобие травы, которое они помяли при переноске багажа, пружинисто выпрямлялось.

— Готово, — сказал пилот и отряхнул руки, хотя никакой пыли здесь не было. — Смотрите, как выпрямляется! И какую песню она сейчас поет? Радуется или ругает нас на все корки?

— Возьмите аппарат и послушайте, — отозвалась женщина и с любезной готовностью протянула руку к наушникам, висевшим на ее высокой груди, точно ожерелье.

Ее можно было отличить от спутника только по этим двум выпуклостям, четко обрисовывавшимся под защитным костюмом: маска дыхательного аппарата закрывала всю нижнюю половину лица. Оба они были в одинаковой одежде, одного роста, смотрели одинаково кротко и терпеливо. Ее голос резонировал в маске, и пилот почувствовал, что предпочитает мелодию этого голоса всем мелодиям планеты. Она была здесь единственной женщиной, и он не знал ее: антропологи, муж и жена, ушли в джунгли до того, как он прилетел на планету. Шесть месяцев они не имели никакой связи с базой!

— Спасибо, уже наслушался. А вам удалось разобраться в их языке? — пилот помог ей подняться по висячей лесенке; пока она поднималась в орнитолет взгляд его на секунду задержался на ее бедре, но он тут же виновато повернулся к мужу: — Давайте, доктор, нам пора!

Антрополог придирчиво осматривал поляну, на которой они с женой ждали, когда за ними прилетят. Нельзя ничего оставлять! Чтобы местное население потом не ломало себе голову... Пилот знал инструкции. Ему тоже вдалбливали: пуговка, винтик, оставленные на планете, уже будут вмешательством в ее жизнь. Он еще пошутил тогда: планета запоет великую песнь о пуговке богов... Он не знал, что планета очень скоро осточертеет ему и начнет пугать своим молчанием.

На Земле ее называли Поющей Планетой, забывая ту подробность, что все ее шумы и звуки лежали выше верхнего и ниже нижнего порога человеческого слуха. Посредине царила загадочная тишина. Без наушников-трансформаторов можно было сойти с ума от этой тишины, а в наушниках — от тысяч странных мелодий, которые долетали отовсюду одновременно, впиваясь в кору мозга. Идти с трансформаторами по джунглям означало продираться сквозь еще более непроходимые джунгли звуков и шумов. Каждый росток и каждая уродливая зверюшка непрерывно произносили свой собственный ультра- или инфраречитатив. Как выдержали эти двое целых шесть месяцев, не произнося ни звука, чтобы не вспугнуть аборигенов? Свой багаж антропологи притащили на поляну через джунгли, за десять километров; пришлось два раза сходить туда и обратно, потому что племя аборигенов, которое они исследовали (определенно гуманоидного типа), могло испугаться орнитолета, хотя единственным его звуком был шум от движения крыльев. Его вида аборигены испугались бы вдвойне: на планете не было летающих существ.

Свой вопрос пилот задал только тогда, когда кабина орнитолета герметически закрылась. Супруги стащили маски и грохнулись в надувные кровати, которые он для них приготовил, но женщина, несмотря на усталость, была готова говорить и говорить без конца. Воздух на планете был годен для дыхания, и масками приходилось пользоваться только при тяжелой работе и во время продолжительных переходов для насыщения легких кислородно-аргонной смесью. Пилот застенчиво улыбнулся, потому что женщина неожиданно оказалась красивой. С такой женой можно прожить шесть месяцев и среди аборигенов пострашнее этих! Тем более при наличии инструкции, которая запрещает всякие разговоры!

— Было не так уж страшно, знаете. Они очень милы и внимательны. Такие нежные, славные...

Он не слышал ее антропологических восторгов. Измученный тишиной долгого полета, он слушал только ее голос, в котором звучало опьянение свободой.

— Мы уже третий раз живем среди них. А с мужем мы давно наговорились. Правда, иногда надоедает писать друг другу записочки на дощечках. И захочешь — не поссоришься, правда? Смешно становится. Иногда я брала его за воротник, утаскивала на пять — шесть километров подальше в джунгли и там изливала душу. Так ругалась, что кусты и деревья корчились от муки.

Пилот засмеялся и повернулся к ее мужу, но тот предпочитал слушать с закрытыми глазами. Он казался намного старше своей жены и выглядел гораздо более усталым. Наверное, и поклажа у него была гораздо тяжелее. Пилот опять почувствовал себя виноватым. Может, это чувство вины заставило его вновь вспомнить об их одиночестве. Он спросил:

— И вы были совсем одни? Даже без робота?

— Робота мы им оставили, — быстро отозвалась женщина.

Чувство дисциплины у летчика дало сигнал тревоги.

— Вам разрешили?

— А мы без разрешения. В подарок! — воскликнула женщина, явно стараясь наигранной веселостью отогнать некую тень, далеко не веселую и не легкомысленную. Ее муж, крепко зажмурившись, казалось, старался не слушать их.

— Но это же вмешательство! Если вы хотите вернуться... — осторожно проговорил пилот, потому что ему этого не хотелось.

Пришлось бы ждать еще пять часов одному среди пугающего безмолвия. Ему не полагалось дорогих трансформаторов, но если бы они у него и были, толку от этого никакого. Поющая Планета могла сказать нечто осмысленное только исследователям, пробывшим на ней не менее двух лет. Кроме того, приближалась ночь, а лететь ночью на маломощном орнитолете было небезопасно. Примерно к полуночи в океане иногда возникали инфразвуковые волны, происхождение которых пока еще было не выяснено. Порой они достигали огромной силы, и в первые годы изучения планеты из-за них погибло с десяток романтиков, имевших неосторожность любоваться теплыми ночами на его берегу.

— Вы здесь, наверное, недавно? — спросила женщина, явно не желая отвечать на его вопрос.

— Четвертый месяц. Впрочем, дело ваше. Но мне сказали забрать вас со всей поклажей.

Пилот сел к пульту управления и включил двигатель. Шума не было слышно, только воздух в кабине слегка завибрировал. Орнитолет неуверенно подпрыгнул, как птенец, который учится летать. Он и был птицей — огромной металлической птицей, специально сконструированной для этой планеты, где неуловимые для человеческого уха гармоничные звуки были основным фоном жизни и основным видом связи. Инструкции с Земли были непреклонны: пока Поющая Планета не будет изучена до основания, категорически запрещается вносить в ее жизнь что бы то ни было земное. Поэтому исследовательская станция была расположена в сотнях миль от всего живого. Но более бесшумного и более безвредного средства транспорта, чем орнитолет, человек создать не умел.