Феликс Пальма - Карта неба

— Все уладится, я уверен, — успокоил я их, хотя мне самому было трудно в это поверить.

Виктория покачала головой, и ее губы сложились в гримасу, выражавшую одновременно грусть и насмешку. И когда только я признаю свое поражение?

— Почему вы это говорите, мистер Уинслоу? — с надеждой в голосе спросила Клер, оторвав голову от груди своего мужа.

Прежде чем ответить, я набрал побольше воздуху в легкие и постарался изложить свои предположения как можно яснее, игнорируя укоризненный взгляд жены:

— Как вам известно, миссис Пичи, некоторые из присутствующих здесь, в том числе и вы, совершили путешествие в двухтысячный год, побывали в будущем, где единственную угрозу человеку представляли автоматы. Уже одно это, очевидно, может означать, что вторжение, которое мы в данный момент переживаем, не будет иметь успеха. Я убежден: в ближайшее время произойдет нечто такое, что положит ему конец, хотя пока не знаю, что это может быть. Будущее на это указывает.

— Я бы не стал уделять такое внимание будущему, поскольку, как явствует из самого слова, это то, что еще не произошло, — вмешался ее муж, Джон Пичи.

Недовольный, что меня прервали, я адресовал ему недоуменный взгляд, нарочито подняв при этом брови, и Клер поспешила представить мне его, ибо даже в такой обстановке не следовало забывать о правилах хорошего тона, принятых с давних времен.

— Чарльз, это мой муж Джон Пичи, — сказала она.

Услышав свое имя, ее супруг быстро протянул мне руку, словно боялся, что нарушит правила вежливости, если запоздает хотя бы на несколько секунд, тем не менее я все равно пожал ее с выражением досады на лице. Здесь я должен признаться, что мое первое впечатление от этого Пичи не было благоприятным, причем не только потому, что он осмелился мне перечить. Я всегда чувствовал неодолимую неприязнь к людям, которые не сознают своих возможностей и потому не могут их правильно использовать, а он как раз принадлежал к подобным типам, причем выделялся даже среди них. Это был рослый и крепкий молодой человек с правильными чертами лица, на котором обращали на себя внимание выразительные глаза и волевой подбородок, но казалось, что утренний туалет Пичи состоял в том, чтобы замаскировать все его достоинства, чтобы в результате этого добросовестного вредительства он предстал невзрачным, робким и жалким человечком с прилипшими ко лбу волосами и в огромных очках. Казалось, не хватало личности, соответствующей таким физическим данным, той решительности, которая позволила бы извлечь выгоду из столь выигрышной внешности. Все в нем выглядело банальным, благоразумным, противным его природе. Хотя официально мы не были знакомы, я знал, что Пичи занимает пост почетного директора банка «Барклайс», где одним из главных акционеров был отец Клер, и мне хватило беглого взгляда, чтобы понять: он занимает высокий кабинет на Ломбард-стрит не из-за способности принимать быстрые и дерзкие решения. Завидный пост достался ему, очевидно, в силу совсем других причин.

— Ну а теперь, мистер Пичи, когда мы с вами наконец познакомились, могу ли я спросить, на что именно вы намекали? — поинтересовался я, стараясь, чтобы мой вопрос прозвучал как можно деликатнее.

— На то, что будущее еще не наступило, мистер Уинслоу, — быстро ответил он. — Оно пока не существует, его нельзя осязать. Поэтому строить свои предположения на том, что еще не произошло, кажется мне…

— О, я вижу, вы много знаете о будущем, мистер Пичи! — перебил я его тоном, в котором ирония смешивалась с почтительностью в той единственно верной пропорции, какую способен соблюсти лишь аристократ. — Вы побывали в двухтысячном году? Я был там, и, уверяю вас, он показался мне вполне осязаемым, хотя не припоминаю вас среди участников той экспедиции. Вы в которой из них участвовали?

Пичи испуганно взглянул на меня, видимо, не зная, как реагировать на утонченную двусмысленность моего тона.

— Да нет… Я вообще в этом не участвовал… — неохотно признался он.

— Не участвовали? Какая досада, мой дорогой мистер Пичи. Тогда, полагаю, вы согласитесь со мной, что человек, рассуждающий о том, чего он не видел, рискует — причем, на мой взгляд, очень сильно рискует, — ошибиться и прослыть среди окружающих невеждой, — сообщил я ему с любезной улыбкой. — Поэтому, прежде чем вы продолжите развивать вашу мысль, позвольте уведомить вас, и Клер конечно же сможет подтвердить мои слова, что будущее существует. Да, в каком-то месте потока времени это будущее происходит сию минуту, и оно так же реально, как и миг, в который мы с вами беседуем. В чем я совершенно уверен, потому что, в отличие от вас, я действительно побывал в двухтысячном году. Это год, когда человеческая раса находилась на грани уничтожения по вине злобных автоматов, а вовсе не марсиан, хотя благодаря одному человеку по имени Дерек Шеклтон нам удастся их победить.

— Нам бы сейчас этого Шеклтона… — пробормотал Гарольд за моей спиной.

Пичи взглянул на него с неожиданным любопытством.

— Не думаю, чтобы один человек смог бы что-либо сделать, — категорично изрек он.

Эта реплика банкира разозлила меня еще больше, чем предыдущая. На него не только не произвел никакого впечатления мой презрительный тон и он проигнорировал мои замечания, чтобы ответить какому-то кучеру, но к тому же он осмелился рассуждать о том, что может и чего не может сделать Шеклтон.

— Капитан Шеклтон — не простой человек, мистер Пичи, — произнес я, стараясь, чтобы мой гнев не вылился наружу. — Капитан Шеклтон — герой. Он герой, вы понимаете?

— Пусть так, но я все равно очень сомневаюсь, что он мог бы что-нибудь сделать в этой ситуации…

— Боюсь, мой дорогой Пичи, что мое мнение расходится с вашим, — вновь перебил я его. — Но, к несчастью, у нас нет времени на то, чтобы затеять увлекательную дискуссию по этому вопросу, в которую в другое время и при других обстоятельствах я бы с удовольствием вступил, ибо нет ничего на свете, что привлекает меня больше, чем возможность обменяться мнениями, столь же умными, сколь бесполезными. Поэтому скажу только, что если бы вы побывали в будущем, то знали бы, что такое настоящий герой и на что он способен. — Я учтиво улыбнулся ему и не смог удержаться, чтобы не одарить его язвительной репликой: — Впрочем, кажется, я поступил ужасно невежливо по отношению к вам, мистер Пичи, заострив внимание на этом факте. Подозреваю, что два года назад ваше материальное положение было не столь безоблачным, как сегодня, и потому цена билета была для вас, очевидно, недоступна.

Пичи поджал губы, чтобы ненароком не ответить мне какой-нибудь резкостью, что сразу бы свело на нет его вымученную корректность. Справившись с этим порывом, он слегка наклонил голову, ища наиболее подходящий, но столь же язвительный ответ, и я понял, что мы, сами того не желая, начали словесную дуэль — вид спорта, в котором ты должен продемонстрировать свое мастерство в том, что касается иронии и дерзких реплик. Впрочем, это меня ничуть не испугало, поскольку, могу сказать без хвастовства, мой острый язык был известен всему Лондону. Напротив, было очевидно, что у Пичи, как бы он ни хорохорился, отсутствуют и талант, и опыт. Естественно, я отдавал себе отчет в том, что ситуация для полемических битв была не самой идеальной, но я никогда не мог побороть известные искушения. Воспользовавшись замешательством банкира, я быстро огляделся. Все прекратили разговоры и обратили свои взоры на нас: слуги держались подальше, возможно, не понимая, о чем мы спорим, за исключением Гарольда, стоявшего чуть ближе, рядом с Люси, Мадлен и моей женой, которые поднялись со своих мест, встревоженные опасным направлением, какое принял наш разговор, а в шаге от нас находились Клер и Эндрю, напряженные, как натянутые скрипичные струны. Я улыбнулся Пичи, вдвойне возбужденный присутствием столь внимательных слушателей. Граммофон подчеркивал всеобщее молчание своей бодрой мелодией.