Феликс Пальма - Карта неба

Я бросился к дому дяди и ворвался внутрь. К моему удивлению, на первом этаже никого не оказалось, а потому я, еле волоча ноги, поднялся по роскошной мраморной лестнице на второй этаж, но и там не встретил ни души. Прежде чем спуститься обратно, я подошел к огромным окнам: ужасающая панорама Челси и Бромптона позволила мне составить более общее представление о жестоких разрушениях в городе. А дальше, на другом берегу Темзы, колыхался огненный занавес. Треножники распространялись по городу, словно неостановимая эпидемия. Я пришел в уныние, но тут же заставил себя приободриться, мысленно повторяя, что не все еще потеряно. Многие города в прошлом подвергались чуть ли не полному разрушению, но возникали из пепла еще великолепнее, чем прежде. Рано или поздно, кто-то начнет действовать, кто-то повернет ход нашествия вспять. Сейчас он, вероятно, скрывается где-то, выжидая подходящего момента.

Наконец я спустился на первый этаж и принялся кричать во всю глотку, возвещая о своем присутствии, но мой голос тонул в грохоте взрывов и колокольном звоне. И тут мой взгляд случайно упал на одно из зеркал, украшавших большую гостиную. Я был поражен, увидев свое отражение, грязного и взъерошенного Чарльза с совершенно безумными глазами. Шляпу я потерял, волосы торчали в разные стороны, а у белесого от пыли пиджака был почти оторван рукав. Никогда не думал, что в таком виде вернусь из публичного дома, чтобы пригласить Викторию на ужин. Я оторвался от зеркала и прошелся по этажу, недоумевая, куда подевались мой кузен и его гости. Может, выскочили на улицу, побуждаемые страхом или любопытством? Вряд ли.

Внезапно я вспомнил, что еще не осмотрел несомненно самое надежное место в доме на случай нашествия на город марсиан или иной катастрофы — подвал, где располагались хозяйственные помещения. Очень может быть, что они решили укрыться там. Я часто навещал своего дядю, но во время этих визитов ни разу не решался проникнуть в мир, чье биение я ощущал подметками ботинок, хотя знал, что туда ведет неприметная дверца возле кухни. Я спустился по ступенькам, чувствуя себя нарушителем всех правил приличия, и начал уже было сомневаться в верности моих предположений, как вдруг услышал чей-то голос. Я пошел на его звук по мрачным коридорам и вскоре уже мог различить отдельные слова. Голос этот, без сомнения, принадлежал уже пожилому человеку, который говорил в высшей степени спокойным и безукоризненно вежливым тоном, словно привык именно так общаться с окружающими. Я предположил, что это Гарольд, услужливый кучер моего дядюшки.

— И тут я понял, что, для того чтобы вспугнуть хорька, нужно взять грабли, а это было совсем нелегко сделать, потому что, как я вам уже рассказывал, я в тот момент был без штанов, — рассказывал он.

Эти слова вызвали взрыв откровенного смеха, из чего я заключил, что Гарольд рассказывает свою историю слушателям столь же многочисленным, сколь невзыскательным. И я не ошибся, что подтвердилось, едва я отворил дверь, из-за которой слышался добродушный смех. Моим глазам открылась комната, должно быть, служившая слугам гостиной, где стулья были расставлены так, что составляли один большой круг, в середине которого стоял кучер, воздев кверху руки, словно колдун, застигнутый во время заклинаний. Среди сидевших вместе со слугами я с облегчением заметил мою жену Викторию, ее сестру Мадлен и мужа последней, моего кузена Эндрю, — единственных действующих хозяев на тот момент, поскольку дядю с тетушкой нашествие застало в Греции, куда они поехали вместе с моими родителями. Заметил я и высоких гостей, коими были лучшие подруги наших жен Люси Нельсон и Клер Хаггерти. Супруг первой, инспектор Скотленд-Ярда по фамилии Гарретт, отсутствовал — нетрудно было предположить, что он находится на службе, восстанавливая порядок на улицах, если такое возможно, — зато Клер явилась в сопровождении мужа, Джона Пичи, с которым я еще не имел удовольствия быть знакомым. Я обратил внимание, что у всех в руках были бокалы, а кое-кто уже задумчиво улыбался, успев принять не одну порцию. Для поднятия настроения в углу стоял граммофон, из которого лилась веселая музыка, немного приглушавшая звуки взрывов. Похоже, Виктория обрадовалась, что я жив, хотя гнев помешал ей выразить это как-то иначе, нежели победной улыбкой: мой плачевный вид бесспорно подтверждал, что нашествие успешно продолжается, как она и предсказывала в споре со мной. Я же вопреки всему, что видел, продолжал считать, что марсиане так или иначе вскоре будут разбиты. Непримиримость наших позиций привела к тому, что мы не сделали даже попытки подойти друг к другу и обняться, как того оба бы желали, ибо, как хорошо известно: уязвленная гордость — главный узурпатор любви. Но тут кузен Эндрю встал со своего места и поспешил мне навстречу, разрушив неподвижность сценки, участниками которой они все оказались.

— Боже мой, Чарльз, как хорошо, что ты объявился! — воскликнул он, обрадованный, что видит меня целым и невредимым. — Мы не знали, что происходит наверху, и боялись за тебя.

— Со мной все в порядке, Эндрю, — ответил я, с досадой заметив, что служанки шушукаются по поводу жалкого состояния моей одежды.

— Мы слышали взрывы, и это так действовало всем на нервы, что мы спустились сюда, — объяснил кузен и обвел рукой, в которой был зажат бокал, помещение. — Гарольд даже начал рассказывать забавную историю, чтобы отвлечь нас от того, что творится снаружи.

Кучер сделал неопределенный жест, давая понять, что мое появление нисколько ему не помешало.

— Ничего страшного, сэр, расскажу ее в следующий раз, — сказал он.

Услужливый дворецкий поспешно протянул мне бокал, взяв его с подноса на столике.

— Прошу вас, сэр. Судя по вашему виду, немного бренди вам не повредит.

Я рассеянно поблагодарил его, пытаясь совместить виденные мною наверху ужасные картины с умиротворяющей обстановкой подвала.

— Что происходит, Чарльз? — спросил Эндрю, дождавшись, пока я отхлебну из бокала. — Нас что… оккупировали?

Все выжидающе уставились на меня.

— Боюсь, что это так. Марсиане вступили в Лондон и… — Я сделал паузу, не зная, как помягче определить то опустошение, свидетелем которого я оказался. — В общем… они разрушают город. Наша армия уничтожена, и теперь никто нас не защитит, мы целиком и полностью отданы на милость победителей.

Кое-кто из служанок заплакал. Моя жена обняла свою сестру, а мистер Пичи — свою супругу, которая прижалась лицом к его груди, словно маленькая испуганная девочка. Кузен тяжело вздохнул.

— Боже всемогущий… нас захватывают марсиане… — прошептал он едва слышно.

Похоже, до моего появления он отказывался в это верить, несмотря на непрекращающиеся взрывы. Теперь же мой двоюродный брат был не столько испуган, сколько разочарован, как будто я, ошибившись в своих предсказаниях, предал его. Я оглядел остальных: все они, похоже, восприняли мои слова как приказ, которого ждали, чтобы наконец начать дрожать от страха. «Боже мой», — нервно причитали слуги и беспомощно переглядывались.