Коллектив авторов - Горизонты. Сборник яркой современной фантастики

Я выключил ИПК. Встал. Провёл пальцами по Ритиной щеке.

− Удачи вам. – Григорий Натанович протянул руку. – И знаете что, Никольский? Мы сделаем для вашей подруги всё возможное.

Я устало улыбнулся.

− Спасибо.

И пожал пятерню ученого.

Дверь за странным чужаком закрылась. Жора повернулся к профессору.

− Григорий Натаныч, зачем вы пообещали возиться с его бабой? И так понятно, что она нежилец. Интенсивность Волны была 64 процента по Швеллербергу!

− Это тебе очевидно и мне, но не ему. Ты глаза его видел? Мало того, что с вертикальными зрачками, так ещё и бешеные. Он ради неё на всё пойдет. Мне пообещать нетрудно, а этот, чтобы отблагодарить нас, в любую задницу теперь полезет – и не пикнет. Учись, студент.

− А с ней что делать?

Ученый протер полой халата очки, поглядел сквозь линзу на свет.

− В изолятор. А там поглядим.

За порогом лаборатории меня встретила вьюга. Отыскал в свежем сугробе брошенный пистолет, обтер рукавом и сунул в карман. Я поежился и натянул поглубже капюшон. Снежинки белыми кометами проносились мимо, кололи лицо. Поправив за плечом ружьё, сверился с ИПК и пошел на северо-восток. Сколько я пробыл в лаборатории? От силы час, а намело сугробы почти по колено. Очень скоро руки занемели, пришлось лезть в «сидор» за флягой. Глоток огненной воды жаром разошелся по телу. Я плеснул немного на руки, растёр. Вроде полегчало. Согласно метке на карте, до убежища товарища Берензона чуть больше двух километров. Еще раз приложился к фляге и отправился в путь…

Дорог здесь нет − есть только направления. Впереди простиралась заснеженная степь, в белой пелене темными пятнами угадывались деревья. Слева протянулась ледяная арена водохранилища с почти занесённой снегом бытовкой обслуги. Надо согреться, иначе точно не дойду.

Двери в бытовке отсутствовали напрочь, через выбитое окно внутри надуло небольшой сугроб. От дыхания валил пар, но пронизывающий ветер не беспокоил, и это радовало. Во второй комнате нашёлся стол с уцелевшими лавками, старые фанерные шкафчики. Я окинул доставшееся богатство хозяйским взглядом и потянул из-за пояса топорик…

…Под задницей лавка, на полу весело потрескивал костер. Ладони обжигало жаром, но после стужи за стеной – просто блаженство. На усах начал оттаивать иней. В закопченном котелке таял снег, чаёк сейчас будет в самый раз. Потрескавшиеся губы растянулись в улыбке – живём… Входную дверь я закрыл фанерным шкафом – не ахти какая защита, однако лучше, чем ничего.

Только я сомлел в тепле, как шкафчик с треском отлетел к стене и в бытовку, в ореоле снежных змеек, вошла громадная мохнатая фигура. Етун явился вместе с метелью. Маленькие глубоко посаженные глазки под массивными надбровными дугами уставились на меня. Из чёрных вывернутых ноздрей с храпом вырывалось тяжелое дыхание. Плотное облако вони ударило в нос, глаза заслезились. Етун почти доставал головой до потолка.

Рука зашарила в поисках ружья. Чёрт! Где оно?! Да вот же, стоит у стены, как раз возле зверя. Сам туда поставил, идиот… А уже в следующее мгновение етун атаковал. Эти двести с лишним килограмм живого веса могут перемещаться внезапно и неуловимо. Солнечный зайчик, ёлки! Мелькнуло перед глазами размазанное от скорости пятно, и тяжеленный удар в грудь швырнул меня через всю комнату. Я впечатался в стену и… Рухнул на бетонный пол, схватившись за грудь, судорожно глотая воздух. Етун, рассматривая меня, приближался неспешно. Наконец удалось вздохнуть, я положил руку на поваленную лавку. Зверь пёр как танк – такой же тяжелый и несокрушимый. Несокрушимый? Сейчас посмотрим. Увесистая лавка с шумом описала дугу, смачно вдарив зверю по колену. Тот повалился мохнатым кулём. Я перескочил монстра и метнулся к ружью. В спину тут же прилетел обломок лавки, и я кубарем полетел прямо в костёр. Сзади раздался торжествующий рёв. Твердая, словно отлитая из чугуна, лапа сгребла за плечо. Я схватил котелок и плеснул кипятком в злобно сощуренные зенки. От болезненного вопля заложило уши, и тут же саданул етуну коленом в пах. Лапа разжалась, я упал. Не вставая, отполз к ружью. Отполированное тысячами прикосновений ложе надёжно легло в ладонь, будто друг руку пожал. Я дал залп из обоих стволов прямо в лохматую оскаленную морду. Брызнули осколки черепа с ошмётками мозгов, ближайшую стену «украсило» кровавыми пятнами. Зверь рухнул, пачкая пол багрово-красным.

− А нехрен было на царя природы замахиваться, ети грёбаный!

Я собрал вещи и вышел в метель. Попил, блин, чайку…

Убежище Берензона вынырнуло из снежного потока, когда метель поутихла. Бетонная полусфера без окон напоминала гигантский пузырь, на сером фоне отчетливо выступал прямоугольник двери. Солидная такая дверь, стальная, с массивными шляпками заклёпок. Я вдавил кнопку связи, «торчащую» из квадратного устройства на стене. Почти как наши домофоны.

Некоторое время ничего не происходило, потом раздался неожиданно звонкий голос:

− Кого там Полигон принёс?

− Здравствуйте! Я от Григория Натаныча. Мне нужен профессор Берензон.

− А больше тебе ничего не надо?! Вали нах… На хаузе, мил человек.

Я набрал горсть снега, обтер раскрасневшееся лицо. Только бы не сорваться и не нахамить, иначе все пропало.

− Послушайте, уважаемый… Мне нужен профессор Берензон. Натаныч сказал, что только он знает о каком-то Фенрире.

− Как вы сказали? – Интонация тут же изменилась: в голосе послышалась чёткая заинтересованность. – О Фенрире?

− Именно.

− М-м… Хорошо, сейчас впущу. Но без глупостей. И оружие придется оставить в приемной.

Я выдохнул в домофон:

− Согласен. Открывайте уже, а то задубел совсем!

Следуя пожеланию хозяев лаборатории, оружие я сложил в специальной приёмной. За мной внимательно следил угрюмый молодчик. На могучей груди покоился на ремне короткоствольный автомат, я разглядел нашивку с изображением следа медвежьей лапы и надпись “Blackwater”. Мысленно посочувствовал возможным диверсантам: охрана более чем серьёзная.

− Присядь тут, − на ломаном русском обратился ко мне суровый тип с автоматом и указал на табурет. − Мистер Берензон сейчас подойдет.

Я послушно сел. И действительно, не прошло и минуты, как распахнулась окрашенная в белый цвет дверь и появился… Альберт Эйнштейн! То есть, конечно же, профессор Берензон – собственной персоной. Но такой же курчавый, взлохмаченный, с по-детски озорными глазами.

− Яков Израилевич, − подчёркнуто вежливо представился он. И тут же, без остановки: − Что вам известно о Фенрире?

Сразу к делу? Очень хорошо. А то каждая минута на счету.

− Да, в общем-то, особо ничего. Только то, что я услышал от Григория Натаныча… не знаю, как его фамилия…