Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара

Глаза Балмара блеснули сквозь стекла очков нечеловеческим огнем. На лице появилась гримаса. Это пробудило в уме Вадима мысль: «Теперь устройство мира мне известно. Бога и дьявола в нем нет. Кто же всем правит?»

Этот вопрос он задал себе, а Балмар перешел к теории состояний.

Месяц спустя Вадим рассказывал о своем первом дне в Пустыне Странному Созданию, которое встретил в одном из многочисленных карманов колодца.

«Как я уже сказал, изменения начались в ту минуту, когда я впервые приблизился к Кантарату. Поток преображения хлынул мне в душу, забурлил, превратился в бьющий фонтан. Он хотел сделать меня всесильным . Я ощутил его за несколько часов до того, как началась моя учеба. Перед тем, как Балмар сказал, что вечером меня ждет первое занятие, я понял, что знание придет само по себе. Я не говорил Балмару об этом потоке, ибо относился к Учителю с такой же осторожностью, как Учитель ко мне.

Уже к вечеру первого дня я стал различать силуэты некоторых курсантов.

Хомуны прогуливались под окнами спального корпуса. Я бросил взгляд на Фирмана: видит ли он их? Но Фирман не видел. Он был занят попытками генерировать материю. (На занятии по этому поводу было сказано: все призрачно . Из двух слов, которые являлись своего рода волшебным заклинанием, и должно было вытечь умение делать вещи.)

— Балмар не запрещает ходить на экскурсию, — наконец, устав от безуспешных попыток, сказал Эд.

— Раз так, то какие будут предложения? — спросил я.

— Прошвырнуться по зданию.

Я не стал возражать.

Мы вышли из спального корпуса, прошли по плацу и приблизились к главному входу. Дверь, в которую я стучал утром, была открыта, и изнутри доносился шум.

— Прошу, — сказал Эд. — Хочешь, я буду гидом?

Центральное здание службы охраны Хомофара было набито хомунами — курсантами, кашатерами, делопроизводителями, обслуживающим персоналом. Добрую половину представляли женщины. Хомуны имели разную степень видимости, и некоторые пропускали сквозь себя не только световые лучи, но и других хомунов. Их были тысячи, они не мешали друг другу, многие даже не подозревали о существовании друг друга.

Люди Кантарата… Чем они занимаются? — подумал я и хотел узнать мнение Эда, но он по-прежнему их не видел.

Тысячи дел и жизненных эпизодов, сотни временных и пространственных измерений, наложенных друг на друга, различные степени душевного развития пребывали в просторном холле центрального здания.

Большинство хомунов умели делать одежду и прочие вещи — сумки, книги, тетради, мелкие украшения, часы, сигареты и даже диктофоны и плееры. Лишь некоторые ходили, как мы с Фирманом, в чунях и бинтах. Впрочем, вещизма особого не наблюдалось: то ли генерировать материю было не так уж легко, то ли вещи не имели ценности…

Позже я узнал: в Кантарате царит коммунизм. Мерой поощрения в ней служит удовлетворение честолюбия, мерой наказания — ссылка и смерть („разделение крови“).

Часть кантаратских была задействована в делах оболочки, остальные занимались управлением береговыми военными базами. Большинство имели высшие титулы — от генералов до генералиссимусов. Лишь в отделе кашатеров Глубины должности звучали просто: кашатер, ведущий кашатер; и только Криброк считался ведущим кашатером высшей ступени.

— Там ты уже был, — Эд ткнул пальцем в гущу хомунов. В действительности он показывал на ступени, ведущие в административную часть, где находился кабинет Балмара. — Поэтому идем сразу наверх.

Мы взошли по спиральной лестнице на третий этаж, который представлял собой подобие амфитеатра. Овальная сцена находилась на втором этаже. Высокий купол вторгался в четвертый этаж. В самом центре купола была воронка, весьма похожая на ту, через которую я проник в Пустыню — квадратный провал, и внутри темнота.

Внизу, в метре над полом, висело несколько светящихся спиралей диаметром в человеческий рост.

— Думаю, здесь у них происходят банкеты, — сказал Эд.

Больше похоже на мини-космодром, думал я, — в этих спиралях можно летать. Они защищают от тех штуковин, которые попадаются на пути. Может, в спиралях кашатеры Кантарата перемещаются в Глубину Мегафара? А может, путешествуют по уровням (хотя на самом деле уровни — нечто призрачное. Они, как полосы дыма, если смотреть на них под разным углом зрения. Все эти уровни, которые, кстати, иногда называют телами — ментальным, астральным, эфирным — штука довольно переменчивая: ветер подует, и нет их).

— Смотри, кто у нас тут, — раздалось сзади.

— Хо! Да это же гонец!

Я обернулся: из-за стены снующих туда-сюда мутноватых призраков-хомунов на меня пялились Шабрус и Карликов, оба в строгих черных костюмах.

— Тебе не кажется, что он смотрит прямо на нас? — спросил Карликов.

— Шутишь? Он в карантине!

Я скользнул взглядом по стене и стал рассматривать купол, всеми силами изображая любопытство. Кашатеры не должны были знать, что я их вижу. Почему? Не знаю. Чутье подсказывало.

— Нет, он смотрел-таки на нас.

— Да нет же, говорю тебе, он не может нас видеть. Взгляни-ка на него: он тут впервые. Похож на только что вылупившегося цыпленка. Ты был на излучателях, когда он заявился утром с девчонкой. Только… я тебе ничего не говорил про девчонку. Балмар сказал, что её не было.

— Боже упаси!.. Ничего не слышал ни о какой девчонке… Ты наверное, говоришь о той рыжей, которая появляется здесь, когда хочет, и сбивает с толку некоторых наших ребят?

— Возможно. Но ты об этом забудь.

— Заметано! Слышь, Шабрус, — Карликов понизил голос. — Но если он заявился сюда с той рыжей девчонкой, которая сбивает с толку наших парней, не могла ли она и его научить… путать нас?

— Что? Да ты посмотри на его приятеля. Он тут пару недель уже, а по-прежнему, как слепой щенок.

Они замолчали, но в это время заговорил Фирман.

— Интересно, — сказал он, — что они едят на этих банкетах? За то время, что я здесь, Балмар мне ни разу не предложил подкрепиться. Он сказал, что я поем тогда, когда стану видеть обслуживающих, которые разносят пищу.

— Тут есть кто-то, кроме нас?! — спросил я, пытаясь выглядеть наивно и словно забыв, что Эд мне уже много чего рассказывал днем. Я нарочно спросил громко — так, чтобы слышали кашатеры Шабрус и Карликов. Наверное, я сглупил, потому что Фирман изумленно уставился на меня. Но его удивление сразу прошло, — видимо, он счел мою забывчивость проявлением посттравматического синдрома, которым страдал сам в связи со стремительным перемещением по уровням.

— Балмар говорил, здесь, кроме нас, тысячи лю… хомунов.

— Вот видишь, — раздался сбоку голос Шабруса. — Они нас не видят.

Продолжая говорить, кашатеры удалились.