Виктор Сытин - Покорители вечных бурь (Иллюстрации В. Щербакова)

В стороне от оболочки, у плотины бывшего пруда, на выровненной площадке стояла выкрашенная в белый цвет гондола, напоминавшая обтекаемой каплевидной формой аэросани. Она опиралась на изогнутые дугой лыжи-амортизаторы. По бокам гондола имела овальные окна без стекол. В задней части ее выдавался острый конус, прикрывающий втулки двух огромных двухлопастных винтов метров пятнадцати в диаметре. Это было ветроколесо генератора.

От гондолы к плотине тянулся тонкий серебристый трос. Он змейкой вползал в небольшую бетонную будку.

«Очевидно, там лебедка для сматывания и наматывания троса, — подумал Александров. — А что это?»

Неподалеку от будки лежали в штабеле удлиненные серые пакеты, а рядом с ними — точно огромная катушка белых ниток. Около нее копошились двое юнцов — Николай Дубников и кто-то еще, видимо, из молодых колхозников.

Пока Александров осматривал стартовую площадку и находящиеся на ней части необычного воздухоплавательного аппарата, академик Никольский искоса наблюдал за ним, раскуривая трубку.

— Мы сначала проектировали поднять систему без человека, с приборами и автоматическим управлением генератора, — сказал он наконец. — Но потом пришли к заключению, что на опытной модели должен быть пилот. Ведь привязные аэростаты никогда еще не поднимались в стратосферу, и очень важно проследить за тем, как будет вести себя система на большой высоте.

— Я думаю, что это правильное решение,-ответил Александров. — Приборы — приборами, а глаза, руки и мозг человека ими не заменишь.

Сказав это, он немного смутился, потому что в его ответе невольно прозвучала мысль, что в предстоящем опыте большая роль отведена воздухоплавателям и, следовательно, ему самому.

— Вот-вот, именно! — подхватил академик. — Эх, жаль, что Кругловский заболел! Одному Панюшкину придется трудновато.

— Одному? — удивился Александров.

В это время кустарник за их спиной зашевелился, и на берегу бывшего пруда появились Терехов и Трубокуров.

— Точно на ваш голос вышли, — сказал Терехов, обращаясь к Никольскому. — Итак, приступим к знакомству с СЭС в натуре. Разрешите показать систему товарищу Александрову и профессору Трубокурову?

— Пожалуйста. Я именно и хотел попросить вас сделать это, Михаил Иванович. А я пойду сразу к гондоле. Сейчас, очевидно, подъедет машина с приборами — посмотрю за их монтажем.

Терехов потянул Александрова за рукав:

— Начнем с оболочки. Идемте.

Осмотр СЭС занял более часа, и когда был закончен, уже совсем свечерело. Ветер стих, и воздух наполнился запахом степных трав, смоченных первой росой. Где-то далеко-далеко пели девушки, шумел трактор. Темной стеной с ярко вычерченными контурами на фоне неба стояли вокруг стартовой площадки ветлы.

— Благодать! — сказал тихо и немного хрипловато Терехов. — Погода пока хороша. Прогноз оправдывается. А назавтра, знаете, уже ожидается начало суховейного периода, чорт бы его побрал!

— Важно отстартовать, а затем пусть дует! — усмехнулся Александров и, помолчав немного, спросил, почему академик Никольский сказал ему, что Панюшкину одному придется трудновато при испытании СЭС?

— Но ведь Кругловский лежит в больнице, ему сегодня сделали операцию! — воскликнул Терехов.

— А… как же я? — растерялся Александров. И вдруг вспомнил, что директор не сказал ему прямо, что придется совершить именно полет или подъем. Ведь директор считал нетактичным навязывать своего пилота другому институту и предоставил право самому Александрову решить, как поступить на месте.

Слова Терехова подтвердили эту догадку.

— Директор ЦЭИ сообщил академику Никольскому, что институт метеорологии посылает вас к нам в качестве консультанта, — сказал он. — И мы очень признательны вам уже за те советы по организации старта, которые вы сейчас дали. Что касается вашего вопроса об участии в испытаниях в качестве члена экипажа СЭС, то… — Терехов замялся, взмахнул руками, — то… решить этот вопрос предоставляется вам самому.

Александров облегченно вздохнул.

— Но ведь я очень хочу подняться!

— Чудесно, чудеснейше! — воскликнул Терехов. — Откровенно говоря, мы просто не решались просить вас об этом… Вашу руку, товарищ Александров! А теперь идемте, идемте! Ведь вам обязательно надо отдохнуть, поспать хотя бы немного.

Когда Терехов и Александров выбрались на луг (Трубокуров отстал), они увидели процессию, хорошо знакомую и милую сердцу каждого воздухоплавателя. Плавно покачиваясь, бесшумно плыли над лугом один за другим серебристо-розовые в отсветах зари огромные — с железнодорожную цистерну — баллоны-газгольдеры. Каждый из них вели, поддерживая за короткие стропы, шестьвосемь человек. Впереди этой процессии размашистым шагом, немного раскачиваясь, шел высокий, широкоплечий старик. Издалека Александров принял его за академика Никольского.

— А вот и дед Дубников! — воскликнул Терехов. — Чудеснейший дед! Он у нас будет руководить наполнением оболочек. И, подбежав к старику, обнял его.

— Здорово, здорово, Михаиле! Рады тебе, дорогой! — разнесся по лугу бас. — Приходи ужо, как управишься. Дело рыбацкое есть… А с тобой кто?

— Знакомьтесь, — сказал Терехов: — пилот-воздухоплаватель Александров — Иван Михайлович Дубников!

Дед вытянулся, стукнул каблуками и прогремел:

— Старшина в отставке Дубников! Направляется с командой на старт с баллонами, заряженными гелием!

— Вольно! — машинально произнес Александров. — Здравствуйте, Иван Михайлович!

— Здравия желаю, товарищ Александров! — ответил старик и, схватив протянутую Александровым руку, сжал ее до хруста. Благодарствуем за то, что нашим делом приехали заняться… Как только внук доложил о вашем прибытии, сразу легче стало. Поучите нас!

— Ну, зачем же учить! — ответил Александров, любуясь могучим стариком. — Вы, очевидно, служили в воздухоплавательных частях?

— Так точно! На обороне Москвы стоял два года. Азы поднимал. И в первую империалистическую был в команде.

— В таком случае, мы с вами как бы однополчане, — улыбнулся Александров.

Ему захотелось продолжить разговор, но Терехов решительно увлек его за собой к усадьбе опытной станции.

Николай Дубников проснулся от резкого стука. Стук повторился, и он понял, что это хлопает створка рамы окна.

— Ветер начался, — проворчал он, поворачиваясь на другой бок. Но тут же вспомнил о том, что случилось сегодня на рассвете, и вскочил с постели. — Неужели опоздал на дежурство?

Однако часы показывали только пять пополудни, а дежурить ему сказали прийти в 8 часов вечера.

Все же ложиться Николаю больше не захотелось. Он подбежал к окну, отодвинул в сторону горшки и высунулся до пояса наружу.