Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря (сборник)

– Я Шурик. Так и называй.

– Ну, Шурик. Ну, говори. Времени у меня мало.

– Странные в Т. обычаи, – пожаловался Шурик. – Не успеешь с человеком познакомиться, как он вспоминает о времени. – И указал на лавочку под витриной. – Присядем.

– А стоя?

– Я, Анечка, не клиент.

– А что тебя интересует?

– Не что, а кто?

– Ну так говори.

– Некий Костя-Пуза. Слыхала?

– А-а-а, – разочарованно протянула Анечка. – Я еще в автобусе подумала, что ты мент. У тебя рожа подлая. – Она, конечно, преувеличивала. – И о Соловье зря ты заговорил. Ну, Костя-Пуза. Так я все уже рассказала следователю. Пойди к нему и почитай.

– Я неграмотный.

– Неужели такие есть?

– И со временем у меня тоже напряг, – напомнил Шурик. – Учти, твой дружок все еще где-то здесь прячется.

– Ну и что? Нужна я ему!

Злость Анечки оказалась неподдельной.

В апреле, рассказала она Шурику, в городскую библиотеку, которой она заведует, зашел интеллигентный мужчина в добротном пальто, в добротных башмаках и в не менее добротной шляпе. Шляпу в дверях снял. Сразу видно, интеллигентный человек. Глаза Анечки сумрачно сверкнули. Пришел приличный человек, а в библиотеке пусто и холодно. Она сидела за столом в пальто и в шапке, а на ногах зимние сапоги.

Но человек в шляпе не удивился, он знает, в какой стране живем.

Чего, дескать? Нынче везде бардак и всё такое прочее. Он это, конечно, интеллигентно сказал. И попросил книгу писателя, имя которого сразу не выговоришь. Маршал Шампани! Месье Виллардуэн! Точно, Жоффруа де Виллардуэн! Она полезла в каталоги, и оказалось, что книжка такая правда есть, но на французском языке. Человек в шляпе заметно расстроился, он, оказывается, французским не очень хорошо владеет. Ну, Анечка его утешила: мы «Аргументы и факты» выписываем, они на русском, там тоже интересного много.

Человек в шляпе улыбнулся и протянул руку: «Константин».

Красивое имя, ей понравилось. Да и вообще Костя оказался обходительным.

Кроме маршала Шампани, интересовал его немецкий ученый Роберт Кольдевей. Правда, книга этого Кольдевея оказалась на немецком языке, а Константин и его знал не очень хорошо. Вот какие интересы у человека! А то, что руки у него в наколках, так то детские игры. После долгого разговора он так и сказал: я, Аня, всё сделаю, но денег добуду для вашей библиотеки. А то ведь сами смотрите. Что ни захочешь прочесть, всё на иностранных языках. Нам, патриотам, такое не надо. Вроде и книги есть, а не прочитаешь. Умница!

– На этом умнице трупы висят.

– А я-то при чем? Разве я знала?

Короче, Анечка подружилась с Константином.

Сперва хотела Ивана позлить, паскудник много чего обещал, а потом увлеклась.

Ну кто ж знал, что этот Константин… ну, Соловей… ну, что он так скоро схватится за обрез? Лигуша только там и сказал, что вот, мол, сядет твой кавалер. А Костя сразу обиделся и – за обрез. Не знал, что Лигуша вернется.

– Как это вернется? – не понял Шурик.

– Ну, как! Я следователю все написала. Пока у Ивана есть эта шкатулка, в него хоть из танка стреляй!

– А следователь?

– Он дурой меня назвал.

– У Лигуши действительно есть шкатулка?

– Была, – неохотно подтвердила Анечка. – Небольшая, а вес, как у кирпича. Может, она из золота. – Кошкина вызывающе облизнула алые узкие губы. – Соловей культурно мне в душу лез. – Глаза Анечки злобно вспыхнули. – Только стоимость рога я с него все равно слуплю!

– С Соловья?

– Нет, с Лигуши.

– А в доме бульдозериста Соловей бывал?

– Не знаю. Он Ивану не нравился.

– Где может прятаться Костя?

– Уехал, наверное.

– Почему так думаешь?

– Будь тут, появился бы…

– Скажите, Аня, а Иван… Ну, Лигуша… Он что, прижимистый?

– Лигуша-то! – Анечка снова вспыхнула, сжала кулачки. – Чай заказывает, высчитывает всё до копейки. На свалках ржавые гвозди подбирает. Хламом весь дом забил…

Беляматокий.

Шурик с сомнением смотрел вслед Кошкиной.

Что-то не сходилось в словах Лёни Врача и Анечки. « Рожден, чтобы быть убитым ». Как понять такое? И зачем Соловью понадобилась папка Врача, если, конечно, она именно Соловью понадобилась? Пожалуй, пора к Лигуше! – решил Шурик. Если укажет, где мой бумажник, обед закажу на двоих.

Шурик снова вышел на Зеленую.

Яркий ковер ряски под трансформаторной будкой.

Покосившийся штакетник, седая лебеда, просевшие деревянные домики.

Заросли одичавшей малины. На дороге в сухой пыли, топорщась, встряхиваясь, купались куры. Петух орал, уставясь во что-то плавающее перед его полусумасшедшими глазами. Недостроенная гостиница.

– Барон… Барон…

Причитая, подхватывая на ходу подол серой юбки, обогнала Шурика не старая, но какая-то сильно запущенная женщина. Космы некрашеные, кофта мятая. Истошно воя, обогнала женщину празднично сверкающая пожарная машина. Что за суета, черт возьми? Свернув в переулок, Шурик сразу оказался на пустыре, поросшем старым крыжовником. По вытоптанной траве пожарники в брезентовых робах бодро раскатывали плоский пожарный рукав. Над толпой зевак торчал знакомый Шурику парагваец в голубых штанах и в белой рубахе. В свете дня усы парагвайца несколько поблекли, выглядел он пасмурно. Не сгибаясь, длинной рукой раздавал зевакам тоненькую красно-синюю книжицу.

– Есть только два пути… только два… – пропитым голосом вещал он. – Один путь – широкий, торный, он ведет в ад… Другой, узкий, запутанный, он многим не по ноге… Это путь в небо, к спасению… Так в этой умной книжке написано, сами прочитаете… Не рвитесь на пути широкие, торные, думайте, какой путь избрать… Берите скорее книжки, берите. У нас в Асунсьоне они бесплатно.

Одна из книжиц досталась и Шурику.

Он, не глядя, сунул ее в карман, спросил соседку:

– Что люди-то собрались? Что там увидели?

Соседка неодобрительно оглянулась:

– «Чего-чего». Шурф.

– Какой шурф?

– Глубокий.

– Ну и что?

До женщины вдруг дошло, что Шурик еще ничего не знает. Обрадовалась. Мгновенно подобрав вялые губы, зашептала: «Шурф там… Старый, брошенный… А этот, видишь, – плюнула она в сторону парагвайца, – мотается, как… – Нужного сравнения женщина не нашла. – И без его книжицы понятно, где честному человеку не следует ходить…»

Шурик вытащил книжицу из кармана.

Пламя ада злобно пыхнуло ему прямо в лицо.

На черном фоне обложки жгучее алое пламя выглядело особенно зловеще, и одно за другим полыхали выстроенные столбиком слова:

убийство

эгоизм

азартные игры

клевета

зависть

сплетни

скверные мысли

непослушание

гордость

злость

неверие

похоть

ненависть

жадность

прелюбодеяние