Георгий Гуревич - Рождение шестого океана

— Не изменит ли солнечная станция климат пустыни? — спрашивал Рамия.

— В первое время, конечно, не изменит, — говорил Сергей. — Только через много лет, когда тысячи квадратных километров будут покрыты щитами, влияние их скажется. Здесь станет несколько прохладнее. Но незначительно. Ведь коэффициент полезного действия солнечной электростанции — всего лишь десять процентов. Значит, она поглощает десять процентов солнечного тепла. Все остальное возвращается в воздух.

— А где взять ток, когда вся пустыня будет застроена?

— Это случится очень нескоро. Одна эта пустыня может дать Джанджаристану раз в десять больше, чем производят все электростанции Советского Союза. Десятки лет, возможно, целые столетия уйдут на то, чтобы освоить такие мощности. Наконец в крайнем случае можно устраивать плавучие станции в океане.

— А не стоит ли выйти в межпланетное пространство?

«Вот еще второй Валентин на. мою голову! »— думал Сергей, но терпеливо отвечал:

— Да, Циолковский писал об этом. В межпланетном пространстве очень много солнечной энергии — два миллиарда раз больше, чем подучает Земля. Но практически рано ставить этот вопрос.

Слушая объяснения Сергея, рабочие тоже стали задавать вопросы, правда не научные, а житейские: «Сколько лет Сергею? Когда он стал ученым? Кто его отец? Неужели рабочий на заводе? И за обучение не надо было платить совсем-совсем ничего? Вот как, даже стипендия каждому? Ну, так не может быть, наверное, не каждому. И пенсия старикам? Не чиновникам, не офицерам, простым землекопам, таким, как они? Откуда же берутся деньги на это? И еще важный вопрос: верит ли он в богов и переселение душ? Совсем не верит? А если ему захочется убивать и грабить, что же его остановит? Или пьянствовать с утра до вечера? Ведь деньги у него есть и он сам себе господин».

Вопросы удивляли Сергея. И сами рабочие казались такими чужими — загорелые до синевы, с грязным тюрбаном на голове и повязкой, накрученной на бедра. Тощие тела, медлительная походка, несмелые речи, уклончивые взгляды. «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Сначала Сергею казалось, что этих людей ему никогда не понять. Так было сначала. Потом в каждом рабочем Сергей начал подмечать что-то знакомое, уже виденное. Тот, кто спросил о пьянстве, — болтливый старик, пустой хвастунишка, вроде мастера Данилушкина с Ветростроя. Ученьем интересовался молодой паренек, бойкий, даже отчаянный, лучший из верхолазов — вылитый Вася-монтажник. А про переселение душ спрашивал десятник, человек молчаливый и настойчивый. Ни дать ни взять —отец Сергея со своими рассуждениями о сути вещей. Сергей отвечал им по-разному: как Данилушкину — с насмешкой, как Васе—с дружелюбным задором, как отцу — вдумчиво, всерьез.

А похожих на Зину не находилось. Здесь, на юге, работницы; были молчаливо-послушны, глаз не Поднимали, прятали лицо за покрывалом. Рассказы Сергея они слушали жадно, но сами не раскрывали рта. Только один раз самая юная решилась задать вопрос.

Бха захохотал.

— Глупая девчонка спрашивает, как вы нашли жену.

Но Сергей ответил вежливо и подробно. Не о своей любви — о товарищах-ровесниках. Он понимал, что не сам по себе Сергей Новиков интересует рабочих. Для них он не Сергей, не электрик, не изобретатель — он представитель нового мира. Черты нового мира ищут в нем — Бха с недоверием, Рамия с восторгом, рабочие с надеждой. «Как вы женились? » — спрашивает девушка. Это означает: «Расскажите, как любят, как находят счастье, как строят личную жизнь люди нового мира. Мы хотим быть похожими на них».

В тот вечер Сергей долго сидел у окна и глядел на звезды, придирчиво допрашивая себя: достойный ли он представитель нового мира? Приехал он как инженер, а оказался на трибуне. Его ощупывают десятки глаз — любопытных, недоверчивых и доверчивых, дружеских и враждебных. По его жестам, словам и поступкам судят о новом человеке. А как должен выглядеть новый человек, как должен он держаться, одеваться, высказываться? Подобно Сергею или как-нибудь иначе — тоньше, умнее, благороднее?

«Меня она вспомнила с величайшим трудом, а тебя, представь себе, сразу. Оказывается ты сказал ей что-то очень мудрое... Одним словом,

твое изречение записано в сердце девушки, и каждый день... она доказывает себе, что ты ее напрасно обидел. Впрочем, она взяла у меня твой адрес и, вероятно, напишет сама», — сообщал Валентин из далекой Мезени.

А что сделает представитель нового мира, узнав, что девушка помнит о нем, собирается написать? Подождет письма, посмотрит, что будет в нем? Но ведь девушка не заговорит о чувствах первая. Она пришлет письмо вопросительное, сдержанное, вежливое, только чтобы возобновить знакомство. Так чего же ждать? Представитель нового мира должен быть решительным и честным. Если не. любит, не будет смущать девушку, а любит, не станет играть в прятки. Итак:

«Дорогая, Зина! »

Нет, «дорогая» надо зачеркнуть. Он не имеет права назвать ее «дорогой». С какой стати сразу лезть с чувствами? Может, Зине и не нужны его чувства, она хочет просто по-товарищески рассказать о своем учении. Ведь и тогда, на Ветрострое, никакого разговора о любви не было.

Надо подождать ее письма.

Подождать? Но сколько? Зина взяла адрес давно, ее письмо могло бы прийти одновременно с письмом Валентина. Может быть, она передумала? Решила: зачем писать этому человеку, который уехал, не простившись, и не пытался разыскать?

Стук в ставни, настойчивый, тревожный...

И нет севера. Растаял, как иней на окне. Снова Сергей на юге. Душная ночь, густая тьма...

За окном — Бха и Рамия. Техник говорит что-то взволнованно и многословно, забывая, что Сергей не понимает его. Перебивая Рамию, Бха кричит:

— Ушли... все... рабочих нет!

Куда ушли? Зачем?

— Совсем ушли... с вещами, с детьми... Говорят: «Не хотим строить эту вышку».

Не хотят строить? Те самые рабочие, которые с таким интересом внимали Сергею. Бросили все и ушли! Вот и пойми людей после этого! Где логика? Неужели прав тот высокомерный европеец: «Запад есть Запад, Восток есть Восток».

— А вы не обижали рабочих, Рамия? Вы им вовремя платили? И жилье было, как полагается, и еда?

— Надо догнать рабочих и поговорить с ними, — убеждает Рамия. — Но пусть русья едет с нами. Русью они послушают.

— Дураки! Темный народ! — ругается Бха.

«Отказались строить вышку! — думает Сергей. —Как удержишь? Люди вольные, не хотят — уходят. Конечно, можно искать других, обучать новых монтеров и строителей. А вдруг и те уйдут? Надо разобраться сначала».

Рамия бежит за машиной, машина в гараже, ключ у старшего шофера, надо еще найти его и разбудить.

Столько времени потеряно, скоро рассвет! Но рабочие плетутся со скарбом и детишками. Пешком они не могли далеко уйти. Километров двадцать для них — целая ночь утомительной ходьбы, а для машины — полчаса.