Игорь Вереснев - Упрямое время

Я не мог подойти, но длинноногая девчонка с розовым сбившимся на бок бантом вполне могла. Она была года на три-четыре старше Ксюши и на голову выше. И держалась очень уверенно и независимо. Откуда она взялась, я не видел. Подошла, спросила о чём-то, потом взяла Ксюшу за руку и деловито повела за собой. Куда они направлялись? К буфету в противоположном конце зала? К выходу? Главное – они шли в мою сторону, приближались с каждым шагом. А мы со Светланой не заметили, что дочь больше не вертится вокруг. И не заметим ещё минут десять…

– Лера? Лера?! Ты где?!

Долговязая девочка повернула голову на крик. И я следом за ней. К женщине, сидящей в дальнем ряду, как раз напротив буфета. Вернее, теперь привставшей, беспокойно оглядывающей проходы.

– Лера, ты куда пошла? Я тебя разве отпускала?

Женщина показалась смутно знакомой, но кто это, я вспомнить не мог. Да и не старался, сейчас это не имело значения. Девочка что-то сказала Ксюше, побежала на зов. Велела возвращаться к родителям? Стоять на месте и ждать? Не знаю.

Оксана проводила взглядом неожиданную подружку, оглянулась. Родители были близко, но с высоты своего роста она их не видела. Четыре ряда кресел, сплошь занятые ожидающими, с сумками и чемоданами у ног, заслоняли. Маленькая четырёхлетняя девочка будто очутилась в длинном коридоре, ворочающемся, кашляющем, разговаривающем. Она заблудилась, хотя сама не понимала этого, не успела ещё испугаться. Стояла и вертела головой.

Между нами оставалось меньше десяти шагов и лагерь мешочниц. Я решился.

– Ксюша!

Оксана с готовностью повернулась на зов. Голос мой не очень изменился за прошедшие годы. В отличие от лица. Хоть я и постарался улыбнуться приветливо, дочери всё равно не понравилось то, что она увидела. Оксана нахмурилась. Страха в её лице не было, но недовольство и настороженность – да.

– Ксюша, ты чего? Это же я, папа.

Я присел на корточки, протянул руки навстречу. Оксана продолжала смотреть на меня с сомнением.

– Ну ты что, не узнаёшь?

– Конечно, залил глаза, и хочет, чтобы ребёнок его узнал, – ударил в спину презрительный комментарий какой-то из ворон.

Я скривился невольно. И тут Ксюша шагнула ко мне. Недоверие в её глазах сменилось удивлением.

– Папа? Почему ты старый?

Моя улыбка стала радостной. Узнала!

– Это не страшно, помолодею. Пойдём?

– А мама?

– Мама нас догонит…

Мы не успели никуда уйти.

– Стой! – старушечий крик прорвал гул, заполняющий зал. – Вон он, ворюга!

Зал притих. Дружно завертел головами, пытаясь определить, из какого угла донёсся крик.

– Где? Кто?

– Да вон же он! Узнала я, это он у меня сумку увёл!

– Милицию звать надо!

Я тоже выпрямился, оглянулся. Народу в зале ожидания было слишком много, понять, кто вор, а кто кричит, нет никакой возможности. И зал вновь загудел – подозрительно, настороженно.

– Милиция! Милиция! Люди, да держите же его! Уйдёт!

– Бабуля, кого держать-то?

Судя по всему, желающих ловить вора нашлось не много. Большинство предпочло ближе придвинуть собственную поклажу, покрепче стиснуть в руках сумочки и борсетки. Своя рубашка, она всегда ближе к телу.

И я в охотники не набивался, меня другое заботило. Суматоха докатилась до противоположной стены зала, колыхнула сидевших на подоконниках и стоявших в простенках людей. Сейчас мы со Светланой прервём наконец-то разговор и обнаружим, что Оксана исчезла. Точно! Я вспомнил совершенно отчётливо – именно после криков «держи вора!» мы и бросились искать Ксюшу.

В дверях зала нарисовались два милиционера. Зашли и остановились, пристально оглядывая зал. Их мне только и не хватало! Больше медлить нельзя было ни минуты, подхватить Ксюшу на руки и прочь из этого «сегодня». Куда-нибудь подальше! И плевать, что переполох на весь вокзал поднимется. Ксюша со мной, а всё остальное – неважно.

– Дочка, пошли мороженое купим.

Я остолбенел от подобной наглости, когда сообразил, что дочкой называют мою Оксану! А невесть откуда взявшийся чернявый крепыш в сером пиджаке времени не терял. Оп-па – и подхватил девочку на руки. И повернулся уже, намереваясь идти прямо к выходу, мимо неторопливо двинувшихся вдоль рядов милиционеров.

– Ты куда ребёнка схватил?!

Грозный окрик одной из мешочниц заставил чернявого обернуться на миг. И я его узнал. Как не узнать человека, который бил тебя обрезком трубы по голове? И которого ты молотил штакетиной. Пусть он и помолодел на десяток лет.

– Ворон?!

Теперь он не только оглянулся – вздрогнул и остановился. Уставился на меня, силясь узнать.

– Поставь ребёнка, быстро.

Я двинул к нему, и тут же правая рука урки скользнула к карману. О, я знал, что он носит в этом кармане!

Он не успел выхватить нож, я перехватил за запястье. А другой рукой обнял Ксюшу, потянул к себе.

– Отпусти ребёнка, я тебе говорю.

Ксюша крутила головой, глядела то на меня, то на него. Она не кричала, не плакала, только глаза её стали большими-большими.

– Отпусти ты. И стой спокойно, пока я не уйду. Тогда ничего не будет ни тебе, ни ей. Оставлю её на ступеньках, перед вокзалом. Через десять минут выйдешь и заберёшь. Понял?

– Это тебе ничего не будет, если отпустишь девочку. Посадят разве что, зато живой останешься. Ещё, как минимум, одиннадцать лет проживёшь.

– Что ты сказал, фраер?

Чёрные маслины глаз смотрели на меня в упор. А рука напрягалась, дёргалась, надеясь освободиться. Перехватить нож. Если бы не Ксюша между нами, я бы сбил его с ног, обезоружил. А так – не мог. И звать на помощь милицию тем более не мог. Ничего я не мог.

– Ксюша? Ксюша, ты где? Вы девочку маленькую не видели? – донёсся голос Светланы. И сразу же оживились мешочницы за спиной.

– Что вы в ребёнка вдвоём уцепились, ироды?! А ну, сейчас милицию позову!

Звать уже и не требовалось. Ближайший из милиционеров услышал возглас, глянул в нашу сторону. Окликнул напарника, направился к нам. Ворон это тоже заметил, смуглое лицо его скривила нехорошая улыбка. Он разжал левую руку, выпуская Оксану. Я подался вперёд, чтобы крепче перехватить дочь, не уронить. Но и хватку левой постарался не ослабить, на случай, если Ворон рассчитывал на это. А он рассчитывал, я знал – по взгляду дикого зверя, для которого нет ничего важнее, чем доказать своё превосходство. Так сорвавшийся с цепи пёс кидается на непонравившегося ему прохожего, не желая и не умея укротить свою ярость.

Всё это заняло одно мгновение. В следующее и Ворон, и подступающие к нам мешочницы, и милиционеры, и бегущая вдоль прохода Светлана, и ряды кресел с сидящими на них людьми, и сам зал ожидания – всё провалилось, ухнуло в серое марево…

Урка перехитрил. Ножом пырнуть не получилось, но левую руку он освободил! И достал таки меня, готового нырнуть в межвременье, уже ныряющего. По скуле саданул так, что зубы клацнули. Нет, вырубить он меня не вырубил, размаха не хватило, да и не левша бил. Но равновесие я потерял, попятился, пытаясь удержаться на ногах, не опрокинуться на спину. И в этот миг Ксюшу рвануло из моих рук.