Светлана Тулина - Воображала

По инерции камера проскакивает мимо бело-оранжевой фигурки у стены.

Возвращается.

Зеркала.

Поправка — огромное зеркало. И много маленьких.

Поправка — зеркало во всю стену между диваном и встроенным телевизором.

Девочка в белых брюках и оранжевой футболке стоит рядом с ним, почти прижавшись лицом к стеклу. Она кажется еще меньше рядом с таким огромным зеркалом.

Легкий шорох — это падает на пол мягкая игрушка. И звенят подвески мобиля.

Зеркало во всю стену.

Звон.

Все стены зеркальные, звон, и с каждой секундой звон нарастает, а зеркал становится все больше и больше.

И перед каждым — замершая распластанная фигурка.

Звон нарастает, начинает вибрировать.

Воображала медленно оборачивается. (Поворот не доведен до конца, повторяется, ускоряясь, и опять возврат…) Звон достигает высшей точки, обрывается со звуком лопнувшей струны.

Воображала оборачивается.

Ее лицо на полуфазе, размыто и нечетко — какое-то время оно с улыбкой и без шрамов, в следующий миг такое, как на самом деле, больше похожее на сшитую из кусочков белой кожи карнавальную Маску Смерти, эти периоды укорачиваются вместе с затуханием отзвука лопнувшей струны, переходят в стремительную дрожь, сливаются в одно. Оно тоже сначала нечетко, потом улыбка побеждает, озаряет комнату яркой вспышкой и медленно затухает.

Воображала снова лицом к зеркалу, ласково проводит по нему рукой, говорит с тихим восторгом:

— Красивая штука, правда!?..

В зеркале отражаются хрустальные подвески мобиля. Они дрожат, переливаются, камера сосредоточена на них, отражение Воображалы становится нечетким и пропадает.

Подвески мобиля слабо мерцают в свете бра.

За огромным окном — ночь. У окна — сервировочный столик с остатками ужина. На краю — переполненная пепельница, мятые окурки разбросаны между тарелок. Некоторые еще дымятся.

Конти сидит в большом кресле, курит. На Воображалу смотреть избегает.

Воображала сидит на кровати, поджав ноги, тянет сок из пакета через соломинку. Она сидит полубоком, распущенные волосы падают на лоб, лица не видно, только острый подбородок. В ее руках попискивает какая-то электронная игрушка.

Тишина внезапно нарушается глухим стуком, Конти вздрагивает. Это Воображала ставит опустевший пакет на столик, откладывает игрушку, тянет вкрадциво:

— Пап, а пап… а ты мне такую штуку купишь?

Конти не отвечает, его взгляд прикован к лежащему на ковре пушистому тигру. Воображала водит пальчиком по спинке кровати, в голосе ее появляется просительная интонация:

— Па-а, ты за весь вечер ни слова мне не сказал! Ты что — сердишься?

Конти молчит, продолжая курить. Не удержавшись, бросает на дочь вороватый взгляд, но лица не видно, только спутанные рыжие прядки, и он снова смотрит на плюшевого тигра.

Воображала глядится в зеркало, говорит с обиженным недоверием:

— Но ты же не должен сердиться! Я ведь хорошо себя вела, правда? Я же совсем ничего не делала… А ты сегодня даже ни разу не сказал, что я красивая!

Конти вздрагивает, роняет сигарету…

За окном — глубокая ночь большого города. Мигание неоновых реклам, черное беззвездное небо, черные громады домов с редкими пятнами светящихся окон. На подоконнике сидит Конти, курит, зажигая одну сигарету от другой, смотрит в ночь. В номере полумрак и тишина, только чуть позванивают мягко мерцающие подвески мобиля.

Воображала спит, свернувшись на огромной кровати, разметавшиеся по подушке волосы в полумраке кажутся темными, лицо повернуто к стене. На затылке лежит ярким пятном свет маленькой лампы. Конти долго смотрит на это яркое пятно — единственное яркое пятно в темной комнате, — во взгляде его растет напряжение, с забытой сигареты осыпается на пол столбик пепла. Наконец Конти решается — осторожно встает, крадучись, подходит к кровати, наклоняется.

Но Воображала спит, уткнувшись лицом в подушку, и только от уха змеится по шее светлый тонкий шрам.

Конти смотрит на этот шрам, протягивает руку, но тут же отдергивает. Пожимает плечами, устало трет лоб, улыбается криво, но с облегением.

Выключает свет…

Яркое солнечное утро. Конти выходит из ванной с полотенцем через плечо. Он в приподнятом настроении, от вечерних страхов не осталось и следа, улыбка легкая и беззаботная, походка танцующая. Замирает, глядя мимо камеры (та разворачивается, прослеживая его взгляд).

Воображала все еще спит, но теперь она лежит на спине и лишь поднятый локоть закинутой за голову руки мешает увидеть ее лицо.

Конти больше не улыбается. Он насторожен и напряжен. На цыпочках приближается к кровати со спящей Воображалой, осторожно наклоняется.

Крупным планом — ее лицо, мозаика разнокалиберных шрамов. За прошедшие годы они существенно побледнели и стали еле заметны, но перекос глаз и рта еще больше усилился, верхняя губа из-за него выглядит слишком короткой и не закрывает мелких неровных зубов.

Конти выпрямляется, затвердевая лицом.

Осторожно делает шаг назад.

Но недостаточно осторожно, потому что задевает мобиль. Десятки сверкающих подвесок немедленно приходят в движение с мелодичным перезвоном. Воображала потягивается, глубоко вздыхает и открывает глаза.

Звон усиливается до пронзительности, начинает вибрировать.

Ее лицо дрожит, стремительно меняясь, секунда — старая маска, секунда — новое, с улыбкой, без шрамов. Дрожь убыстряется, постепенно сходя на нет вместе с затихающим звоном.

— Привет! — говорит Воображала, садясь на кровати и сонно поводя плечами. Оборачивается к зеркалу. На секунду там мелькает отражение ее настоящего лица, потом стекло подергивается рябью, успокаивается. Ее улыбка становится еще шире, хотя казалось, что подобное уже невозможно, взлетает требовательно указующий пальчик:

— Хочу такую!!! Ты ведь купишь мне, правда?

Камера надвигается на зеркало, заостряя внимание на фигурной резьбе по краю, потом отступает.

Крупным планом — фигурная резьба по краю большого — во всю стену — зеркала. Свет несколько приглушен, обстановка в комнате другая, да и сама комната другая, это явно не гостиничный номер. На столике — книжки вперемешку с игрушками, на спинке стула висят небрежно брошенные белые колготки, на сиденье — ботинок с роликовым коньком.

Это комната Воображалы, на третьем этаже, под самой крышей.

Из-за приоткрытой двери доносится захлебывающийся восторгом голос врача — камера потихоньку идет на звук, минует дверь, пересекает узкую площадку, заглядывает через перила вниз.

Конти и Врач сидят за тяжелым столом темного неполированного дерева в кабинете. Дверь в кабинет по-прежнему открыта, и их хорошо видно. Вернее, целиком видно лишь сидящего Конти, Врач же то появляется в зоне видимости, то снова исчезает, мечась от стола к окну, размахивая руками и попеременно хватая себя то за бороду, то за остатки шевелюры.