Николай Томан - Неизвестная земля

Босс сегодня явно недоволен своими компаньонами. Он не сказал еще ни слова, но они уже чувствуют это. Даже Вадим Маврин явно присмирел. А Босс все ходит по своему "оффису", противно поскрипывая до зеркального блеска начищенными полуботинками.

- Ну хватит, Босс, не выматывай ты из нас душу, - умоляюще произносит, наконец, Вадим.

- Да, действительно хватит! - неожиданно хлопает ладонью по столу Босс. - Хватит этой дешевой оперетки из жизни Дикого Запада. С сегодняшнего дня - к чертовой матери весь этот жаргон! Никакой я вам больше не Босс, а Корнелий Иванович Телушкин.

Печально усмехаясь, он поясняет:

- Что поделаешь, мои родители не обладали чувством юмора и не подумали, видно, как будет сочетаться понравившееся им иностранное имя Корнелий с русским отчеством Иванович и особенно с фамилией Телушкин. Но таковы мои истинные позывные по паспорту, и вы их хорошо запомните. А ты, Вадим, распрощайся с кличкой "Ковбой", тем более что у тебя такое красивое имя.

- Так ведь это не я... Это так меня другие... - басит Вадим.

- Отучай их от этого. Бей, если надо, по мордасам.

- А по мордасам, значит, можно?

- Да, если это нужно для пользы дела, а не так, как вчера под окнами Вари. В милицию уже вызывали?

- Нет пока. Может, обойдется...

- И учти, еще одна такая драка - и все! Катись тогда из нашей корпорации! Последнее это тебе предупреждение.

- Но ведь ты же сам поощрял мое ухаживание за Варей...

- А какое же это ухаживание? Так, милый мой, только собаки ухаживают да мартовские коты на крышах. Да, кстати, мне стало известно, что ты недавно нахамил студенту-негру. Зачем ты это сделал?

- А пусть не пялит глаза на Варю. И потом, я же его не ударил.

- Ты сделал хуже. Ты совершил политическое преступление. Ты сказал негру, когда он присел на скамейку рядом с тобой: "Мотай отсюда! Не видишь разве, что тут сидит белый человек?" Твое счастье, что негр не понял твоих слов, да и поблизости никого не было, а то бы тебе показали "белого человека"! И чтобы это вообще было в последний раз! Нам только расиста не хватало в нашей и без того нарушающей уголовный кодекс корпорации.

- Насчет того, что Вадим назвал себя белым человеком, это же просто смешно, - хихикает щупленький, претенциозно одетый молодой человек с интеллигентным лицом. - Но вы не правы, Босс.

- Только ведь было сказано! - стучит кулаком по столу Телушкин.

- Пардон! Извините вы меня ради бога, Корнелий Иванович! - театрально расшаркивается молодой человек. - Клянусь всевышним, больше не буду! А Вадима вы зря порицаете за демонстрацию силы под окнами Вари.

- Это ты прав, Пижон, - одобрительно кивает стриженной под каторжника головой Вадим. - Женщины силу любят...

- Ну, во-первых, это не та женщина, - хмурится Телушкин. - А во-вторых, сколько раз тебе говорить, что никаких кличек? У Пижона есть имя Вася и фамилия Колокольчиков. Хорошая, звучная фамилия. А вы бросьте, Вася, считать себя интеллектуалом, и вообще никакого суперменства. Клятвы именем всевышнего тоже отменяются. Во-первых, это святотатство, а во-вторых, мы и без того начнем скоро торговать господом богом и оптом и в розницу.

Решив, что глава корпорации шутит, говоря о торговле богом, Колокольчиков возвращается к своей прерванной мысли.

- А насчет Вари вы правы, это действительно не та девушка, которую возьмешь демонстрацией силы. Но в этом есть другая сторона медали. В поступке Вадима она видит проявление дикости и неотесанности его натуры и потому пытается его перевоспитывать. К тому же не исключено, что ей, может быть, все-таки приятно, что он делает это из-за нее.

- Ну, не знаю, не знаю... - с сомнением покачивает головой Корнелий. Не думаю все-таки, чтобы он взял ее грубостью. Этого у нее хватает и от ее папаши. Она, по-моему, натура мечтательная, и грубостью Вадима можно лишь все дело испортить. Недаром же в психологии существует такое понятие, как "совместимость" или "несовместимость" характеров.

- О, вы широкообразованный человек, Корнелий Иванович! - искренне восхищается своим шефом Колокольчиков.

- Мне не надо вашей лести, Вася, - снисходительно усмехается Корнелий. - Я типичный дилетант широкого диапазона. И потому в наш век узких специалистов выгодно отличаюсь от многих кандидатов наук. Конечно, если уж говорить откровенно, я прямой потомок Остапа Бендера, эволюционизировавшего в соответствии с духом времени. Не помню, какое было образование у Остапа нужно будет перечитать "Двенадцать стульев", самое большое - восемь классов одесской гимназии, наверно. При его природном остроумии и таланте мелкого авантюриста этого было достаточно, чтобы стать фигурой в эпоху нэпа. А в наши дни не поднялся бы он выше рядового тунеядца.

- Ну, а у вас какое же образование? - любопытствует Колокольчиков.

- Довольно широкое. Пришлось уйти, не по собственному желанию, конечно, с разных курсов трех столичных факультетов: юридического, физико-математического и биологического. И плюс самообразование. Все это дает мне возможность быть на уровне века в нашем не очень благородном деле.

- А почему не очень благородном? - удивляется Колокольчиков. - Почему вообще мы, мыслящие и рожденные для лучшей доли личности, должны ишачить на простых советских людей? Я не желаю этого!..

- Но ведь ишачите? - смеется Корнелий Телушкин. - Вы в своей конторе, Вадим на заводе. И потому давайте, Вася, без этих красивых слов о мыслящих личностях. Мыслите вы главным образом о том, как бы повкуснее пожрать, выпить да еще по части девочек...

- А вы?

- Да, и я тоже. И скрываю это только от милиции да от тех, кого мне нужно облапошить. Ну, а теперь хватит философии - займемся делом. Вадим, сбегай-ка на кухню и извлеки там из холодильника бутылку шампанского.

- Вот это дело! - восхищенно вопит бывший Ковбой.

- Нет, это не дело, - поправляет его Корнелий. - О деле я доложу вам перед тем, как мы наполним бокалы этим благородным напитком.

Вадим поспешно уходит на кухню, а заинтригованный Колокольчиков заискивающе смотрит в глаза своему шефу.

- Видно, что-нибудь феноменальное?

- Достаньте-ка лучше фужеры из буфета.

Пока Вадим освобождает пробку бутылки от проволочек, Колокольчиков проворно расставляет фужеры на письменном столе Корнелия.

- Открывать? - спрашивает Вадим.

- Погоди, сначала я оглашу нашу новую декларацию. Отныне прекращается вся наша деятельность по так называемой фарцовке. Это слишком мелко и недостойно дельцов с размахом.

- Только поэтому! - недоумевает Колокольчиков, снискавший себе славу одного из лучших фарцовщиков столицы.

- Нет, не только. А главным образом потому, что мне сделано более солидное предложение. С завтрашнего дня мы начнем торговать с иностранцами господом богом.