Евгений Белоглазов - Нуменал Анцельсы

— Вино из сока плаунов, — поспешил объяснить Фил. Божественный напиток. И в этом тоже заслуга Схорца. Как говорится, земля ему пухом.

— Вообще-то ультиматор не поощряет пьянства, — вступил в разговор Арни — низкорослый блондин продуктивного возраста с выцветшими, холодными, лишенными выражения глазами, седыми висками и волосами, перевязанными на затылке в пучок — но Тибу иногда удается каким-то образом с ним договориться.

Биолог хитро сощурился и, оставив без комментариев слова Арни, взялся за стакан. Остальные, в том числе и Шлейсер, последовали за ним.

Напиток был прохладен, приятен на вкус и отдаленно напоминал вкус плодов манго. Сочное, приправленное острым соусом мясо, таяло во рту и, несмотря на еще дающую о себе знать агевзию и довольно специфический привкус, вызывало в памяти почти забытые чувства. Посуду наполнили еще раз, Притупилась боль. На душе стало тепло и уютно.

Шлейсер вкратце рассказал свою историю, стараясь не касаться того, о чем запретил себе думать. Его не прерывали, давали возможность выговориться. В конце засыпали вопросами о жизни в Метрополии и о состоянии дел в колониях. Он отвечал не меньше часа и порядком устал.

Наконец, насытившись пищей и общением с новичком, делинквенты переключились на свои темы.

Предоставленный себе, Шлейсер жевал твердые и как ему казалось совершенно безвкусные, несмотря на протеиновую коррекцию плоды, и размышлял. Странное дело — ему начинало здесь нравиться. По правде говоря, он ожидал увидеть если и не духовных мертвецов или одичавших, полуобезумевших бродяг, обросших и грязных, подобных тем, кто когда-то с каменными топорами гонялись за мамонтами, то, по крайней мере, страдальцев с расстроенной психикой, склонных к депрессии или наоборот агрессивных, готовых в любой момент сцепиться в смертельной схватке мордоворотов. Но то, что открылось глазам, совершенно не соответствовало первоначальным предположениям. Подогретые вином колонианты вели себя совсем как компания истосковавшихся по радостям жизни матросов, высадившихся после долгого рейса в развеселом, одно лишь что без девочек, припортовом кабачке.

«Оказывается, несмотря ни на что, здесь тоже можно жить», — эта немудреная мысль приободрила его и приятно удивила.

Вглядываясь в лица сотрапезников, он невольно сравнивал их с теми космиянами, с которыми приходилось встречаться раньше. В не столь отдаленные, но ставшие уже историей времена, по цвету и оттенкам кожи он безошибочно определял обитателей тех или иных мест. Например, жители Венеры отличались бледным, с землистым налетом эпидермисом, что являлось следствием недостаточной инсоляции. Марсиане и те, кто проживал в безатмосферной среде, узнавались по следам жесткого ультрафиолета. У профессиональных инфорнавтов, кроме абсолютно седых волос — результат частых трансформаций — кожа была тонкая, часто с недостатком кератина. Обитатели радиационных поясов, вследствие особой эритемы кожного покрова демонстрировали загар с уклоном в оранж. У каскаденианцев же лица были обветренные, задубелые. Тела у всех загорелые, но не до черноты.

Воспользовавшись случаем, Шлейсер более внимательно оглядел своего соседа. Рон, пожалуй, был единственный, кто больше слушал, чем говорил. На вид — ровесник Арни и Фила. Рост выше среднего. Волосы черные, стрижка короткая, на пробор. На удлиненном с впалыми щеками и резкими чертами лице пробивались едва заметные признаки так называемого экзофтальма, или другими словами пучеглазия. Карие глаза смотрят внимательно, изучающе. Если Тиб биолог, Арни осколок звездной пехоты, а Фил собиратель медуз, то Рон, конечно же, врач. Да и вид у него подходящий. Именно так по мнению Шлейсера и должен выглядеть инженер человеческих тел и раздатчик пилюль.

Тем временем банкет в честь прибывшего по «этапу» пенитецианта набирал силу. Наполнив желудки, колонианты окончательно расслабились. Прервав оживленную дискуссию, все четверо набили вырезанные из дерева цвета сургуча какой-то черной травой и дружно задымили. Особенно усердствовал Фил. Да и прибор курительный у него был вдвое больше чем у остальных. Помещение окуталось клубами сизого с пряным привкусом дыма. Шлейсер с непривычки закашлялся. Вообще-то он избегал всякого рода возбудителей и нейролептиков, довольствуясь разве что предписанными для восстановления препаратами: тилерафосом и энерготропином.

Фил заметил его реакцию и через стол потянулся с блюдом:

— Ничего, привыкнешь. Взгляни-ка лучше сюда, — он свалил на тарелку Шлейсера большой разварной кусок. — Это не просто мясо. Это особый деликатес: нерабочая мышца. Арни полдня шастал по лесу, пока нашел такого аппетитного стегоцефала. Ешь. Клянусь Даиром, такого лакомства ты вряд ли где отведаешь!

— Шлейсер поблагодарил и, несмотря на то, что был уже сыт, взялся, да еще и под глоток пенного напитка, за разделку экзотического, истекающего соком яства.

Тем Временем Тиб продолжил спич, к началу которого занятый своими мыслями Шлейсер не прислушивался:

— …Тогда кто же мы есть? Жалкие дериваты вселенского эндогенеза? Разжиженная продуктами желудочной отработки плоть, облепившая известковую арматуру? Облысевшие, соскочившие с деревьев обезьяны?.. Так я отвечаю. Все то, что принято называть цивилизацией, есть не что иное, как стадо тупорылых космоэксцентриков, возомнивших себя повелителями природы, но оказавшихся неспособными истолковать первое же проявление внеземной жизни. Да, на словах у них все получается. Но я не верю ни единому слову этих проходимцев от науки. Какое мне дело, скажем, до полуидиотской зауми прощелыги Маккрея, пытавшегося в своих заповедях привлечь нас к поискам логики там, где по земным меркам ее нет и быть не может?! Когда я смотрю на его портрет, что я вижу? Прежде всего, законченного авантюриста, высосавшего из пальца теорию, единственно лишь ради собственного возвеличивания.

Шлейсер не мог скрыть удивления от такой непочтительности к ни в чем не повинным, как он полагал, проводникам знаний. Прочитав в его взгляде вопрос, Рон ухмыльнулся:

— Не обращай внимания. Он всегда так. Как выпьет, сразу заводится. И тема всякий раз одна: мир под завязку набит кретинами, и только кретинами. Хотя, по правде говоря, мы считаем так же. Запомни, здесь не принято хвалить. Так легче. Критикуем и проклинаем все, что только можно. Специфика обстановки. И с этим ничего нельзя поделать. Готов побиться под заклад: если бы здесь оказался сам энгинатор, через пару недель он стал бы проклинать и парламент, и правительство, и даже саму идею власти.

У Тиба был солидный, респектабельный вид. Крупный нос, выпуклый лоб, проницательные глаза. В его доверительном бархатистом голосе порой проскакивали повелительные нотки, а острый взгляд и четко формулируемая речь выдавали недюжинный ум. В довершение ко всему налитое силой тело и упругие мышцы свидетельствовали об отменном здоровье, а уверенное поведение в сочетании с умением привлекать к себе внимание, говорили о способности управлять другими, что только подтверждало предположение Шлейсера о его лидерстве среди колониантов. В отличие от остальных, биолог уже был одет в белый костюм из неведомо каким образом оказавшегося здесь сатинола. Не иначе, как еще один трюк покойного Схорца.