Кристин Раш - Мастер возвращений (сборник)

Но ему на все было плевать. Главное — плати.

Наконец он сделал столько денег, что в содержании флота отпала всякая необходимость, но ему и этого казалось мало. Все же мать упросила его купить участок земли, и он согласился. Эта земля, километры и километры земли, представляет собой озеро и окружающий его ландшафт. Он обещал жене, что, уйдя на покой, они обоснуются в своих владениях.

Но тогда они были еще молоды, а отец любил путешествовать. Он командовал флагманом по праву владельца. Не потому что был хорошим пилотом или хотя бы талантливым руководителем.

Он рассказывал мне о поездках, о доставке грузов, о команде. Постоянная команда этого корабля насчитывала сорок человек, а при необходимости нанималось еще около дюжины. Иногда они переносили грузы, иногда помогали ремонтировать судно. И все беспрекословно подчинялись отцу, независимо от того, был он прав или нет.

Но не он послал их на станцию, где находилась Комната затерянных душ. Приказ отдала моя мать. Она слышала о Комнате. Изучала ее, думала о ней.

Хотела ее видеть.

Она не верила, что место, обустроенное первыми путешественниками, может существовать в этом дальнем уголке космоса.

— Она пыталась быть туристкой, — говорит отец теперь. — Пыталась превратить миссию в увеселительную прогулку.

Но я сомневаюсь. Так же, как сомневалась по поводу Трекова. Если мать проводила расследование, значит, планировала паломничество. Что подтолкнуло ее? Сомнительный бизнес отца или какие-то собственные проблемы?

Сидя здесь, я вдруг понимаю, что знаю о матери даже меньше, чем об отце. Сохранились обрывки каких-то воспоминаний, и то из уст ее убитых горем родителей. И вот теперь я решилась выслушать отца.

— Я отвез ее туда. Не задумываясь. Ничего не изучая заранее. Я считал это всего лишь древним реликтом, местом, которое мы осмотрим за полдня и спокойно уберемся оттуда.

— Полдня, — бормочу я.

Он смотрит на меня, явно растерянный тем, что я вдруг раскрыла рот.

— Значит, она собиралась войти в Комнату?

— Это было целью нашего визита, — уточняет отец.

— И хотела взять меня?

Поверить невозможно, что кто-то, взявшийся исследовать Комнату, способен повести туда ребенка.

— Ты вскочила и побежала за ней. Схватила ее за руку как раз в тот момент, когда она открыла эту дверь. Думаю, ты пыталась помешать ей войти.

Но это вовсе не так. Он ошибается. Я, как и мать, была заворожена огнями.

— Я видел, как вы вошли, — продолжает он, — и окликнул вас, но дверь уже закрылась.

— А потом?

— А потом я не смог вытащить вас.

Минуты превратились в часы. Часы перетекли в дни. Он делал все, разве что только сам не бросался туда. Пытался разбить иллюминаторы, разобрать стены, посылал робота с руками-захватами, чтобы вытащить нас. Ничего не получалось.

— Но однажды дверь открылась, — продолжает он, испытывая нечто сродни благоговению перед случившимся чудом. — И на пороге стояла ты, зажав руками уши. Я вцепился в тебя, выдернул оттуда и прижал к себе. Дверь захлопнулась, прежде чем я успел войти. Прежде чем сумел дотянуться…

Его голос постепенно стихает, но эту часть я помню. Помню, как льнула к нему, а он держал меня крепко-крепко, так, что остались синяки. Он просто не спускал меня с рук.

— Ты ничего не могла рассказать. И была уверена, что прошло не больше нескольких минут. Но ты устала, капризничала и была очень взволнованна. Мы провели там месяц, но так и не вызволили ее.

Потом он дал команду к старту, поскольку сознавал, что нельзя провести остаток жизни, сражаясь с ветряными мельницами. А у него на руках был ребенок. Ребенок, спасшийся чудом.

— Я оставил тебя у деда с бабкой и вернулся. Пытался сделать это еще и еще раз. Но так и не смог. Не знаю, кто еще сумел выбраться, кроме тебя.

— Именно поэтому ты хочешь, чтобы я снова туда вошла, — констатирую я.

Он качает головой.

— Я нанимал людей, готовых войти в Комнату. Ни один не вышел.

— Мне показалось, что ты был в экспедиции с Райей Треков. И что она сумела найти способ выбраться оттуда.

— Так и есть. Люди входят в Комнату и покидают ее. Но им не удается никого вывести.

— Но что ты будешь делать, если мать вернется? — спрашиваю я в упор. — Она уже не будет прежней. Да и ты изменился.

— Знаю, — роняет он, и на секунду мне кажется, что это его последняя реплика. Но он добавляет: — Как и все мы.

Мы проговорили допоздна. Вернее, говорил он. Я слушала.

Он рассказывает мне все, что знает о Комнате. Он досконально изучил это место, не говоря уже о теориях, мифах и легендах, собранных им за десятилетия.

Но все сводится к одному: никто понятия не имеет, кто выстроил комнату или станцию, на которой она находится. Никто не знает, когда она была выстроена. Известно только, что она существовала еще до колонизации этого сектора людьми. Никто не ведает, каково было ее назначение и почему ее покинули.

Никто ничего не знает, если не считать того факта, что людей, оказавшихся там, больше никогда не видели.

Если только они не защищены прибором Райи Треков.

Прибор, как объяснил отец, — это нечто вроде индивидуального щита, разработанного компанией, связанной с бизнесом моего отца, и основанного на технологии настолько древней, что лишь немногие ее понимают.

Иногда мне кажется, что вся история человечества зиждется на утерянной нами технологии. Мы постоянно изобретаем или восстанавливаем что-то заново.

Очевидно, этот прибор из тех, что изобретены вторично.

Принцип действия весьма прост: это своеобразный скафандр, создающий вокруг владельца воздушный пузырь, обладающий гравитацией и всем тем, что потребуется пользователю.

Но он имеет тот же недостаток, что и скафандр: позволяет человеку попасть в определенную среду, но не взаимодействует с ней… по крайней мере, сколько-нибудь значительным образом.

Однако щит отличается от скафандра. С самого обнаружения Комнаты люди пытались войти туда в скафандрах, но это не срабатывало.

Значит, прибор Райи Треков защищает от чего-то такого, против чего скафандр бессилен. Каким-то образом прибор, вернее, пузырь, им созданный, служит идеальной защитой в Комнате затерянных душ.

По крайней мере, так утверждал отец.

Этот прибор Райя Треков показала мне на Лонгбоу-стейшн. Но теперь у меня еще больше сомнений, чем прежде. Ведь чем дольше говорит отец, тем муторнее становится на душе. Он посвятил жизнь изучению Комнаты.

И все же ни разу не рискнул этой самой жизнью. Даже во имя матери.

Пока он расхаживает вокруг меня, я вспоминаю, сколько раз я блуждала меж обломков кораблей, как искала застрявших дайверов, как подвергала свою жизнь опасности, чтобы достать их тела.

Лишь один раз мне это не удалось.