Стивен Бакстер - Эволюция

Он упустил свой шанс.

Соло нагнулся вперёд и погрузил свою морду в промежность Императора. Он раздвинул в стороны шерсть, слипшуюся от семени и вагинальных жидкостей нескольких самок. Резким натренированным движением он вцепился в мошонку Императора, отрывая одно яичко.

Потрёпанный Император завыл. Кровь лилась, смешиваясь с жидкостями, оставшимися на его шерсти после спаривания.

Соло легко соскочил с него. Одним сильным движением ноги он спихнул Императора с ветки. Тело старого самца полетело вниз, пробивая листву по пути к земле. Потом Соло выплюнул окровавленное яичко, позволив ему упасть в зелень внизу.

Соло приблизился к Правой, сестре Нота, одной из самых молодых самок. Он потёр пальцами свой быстро напрягающийся половой член, готовясь взять её.

Но сейчас здесь появился Нот — молодой, нетерпеливый и возбуждённый; он внезапно упал из воздуха и приземлился у ног Соло. Соло развернулся, словно башня танка, нацеливаясь на этого нового претендента.

Нот не знал, что здесь был Соло. Но он помнил его.

Нот был существом, для которого есть только «здесь» и «сейчас». Он не имел реального представления о «вчера» или «завтра», и его память не была устроена в виде упорядоченной истории; это был скорее коридор ярких образов, созданных зрением и обонянием. Но сильная вонь Соло вернула образы, наполнявшие его сознание — осколки и видения того ужасного дня в другой части леса, отчаянный вой его матери, когда она падала в яму с зубами.

Противоречивые импульсы захлестнули его. Он должен был устроить демонстрацию, бой запахов — в противном случае он должен продемонстрировать своё подчинение этому сильному существу, так же, как ему самому подчинился Соперник.

Но Соло был не таким . Он не повиновался ни одному из неписаных правил, которые управляли хрупким обществом нотарктусов. Он только что искалечил доминирующего самца стаи. Соло явно не удовлетворился бы символической победой. Соло, огромный и неподвижный, желал ранить его, а то и убить.

Здесь была Правая, единственная родственница Нота, сжавшаяся в комочек в листве у ног Соло. Здесь были самки, бок о бок с которыми он жил полгода, и чьи набухшие половые органы целыми днями и неделями наполняли его жаждой предвкушения — и было это чудовище, Соло, которое разрушило всё, с чем он вырос.

Он встал, выпрямившись, и завыл.

Поражённый Соло колебался.

Запястья и промежность Нота зудели от мускуса. Он исполнил неистовую, односекундную демонстрацию — ускоренный показ своей силы и молодости. Затем, вслепую, не понимая, что делал, он опустил голову и с разбега ударил в живот Соло. Поперхнувшись криком, Соло опрокинулся назад, повалившись на спину в массе листвы.

Если бы Нот продолжил, это могло бы стать удачным дополнением к эффекту неожиданности от его нападения. Но он никогда в своей жизни не вступал в физическую борьбу. А Соло, обладающий инстинктами опытного бойца, изогнулся и ударил Нота коленом в висок. Нот упал мордой вниз и инстинктивно заскрёбся лапами, пытаясь удержаться. Огромная масса врезалась ему в спину, впечатав его в кору. И теперь Нот чувствовал, как резцы Соло вонзаются в мягкую плоть его шеи. Он закричал от острой боли. Он извивался и метался. Он не мог стряхнуть с себя Соло — но сила его движений сбросила их обоих с тонкой ветки.

Вопя, с зубами Соло, разрывающими его плоть, Нот летел вниз, врезаясь в слои листвы и прутьев.

Они грохнулись на землю; их падение слегка смягчил покров из гниющих листьев. Но Соло отлетел в сторону, и его челюсти, сжимаясь, нанесли последний шрам на плече Нота. Соло устроил собственную демонстрацию агрессии. Он рычал, создавая неприятный угрожающий и беспорядочный шум. Он стоял, выпрямившись, и колотил своими маленькими кулаками по мусору, лежащему у его ног; обрывки листьев разлетались в разные стороны, окружая его рыхлым облаком в лучах солнечного света.

Это было сражение двух маленьких существ. Но животные гораздо большего размера, робко наблюдая со стороны, сторонились дикости Соло.

В этом состязании участвовала лишь одна сторона. Соло наступал на Нота, вышагивая среди упавших на землю кусков листьев. Нот смотрел на него, даже не пытаясь устроить демонстрацию, словно загипнотизированный. Он в ужасе взглянул на своё плечо, с которого свисал лоскут кожи, а кровь пропитывала шерсть.

Но вдруг плотная масса обрушилась на Соло сверху. Это был Император. Даже истекая кровью из рваной мошонки, крупный нотарктус врезался ногами в спину Соло, свалив его на землю, мордой в лесной мусор.

На сей раз Нот не колебался. Он бросился на Соло и начал наносить ему удары по спине и плечам ногами, ладонями и мордой. Император присоединился к нему — а следом за ним подоспели другие самцы, пока Соло не скрылся целиком под кучей кричащих и толкающихся неопытных противников. Соло победил бы любого из них — но не всех сразу. Под дождём плохо нацеленных ударов даже ему невозможно было подняться.

В конце концов, ему удалось, словно тениодонту, прокопать себе путь из-под этой свалки сквозь лесной мусор. К тому времени, когда всклокоченная армия заметила, что он пропал, а их удары и пинки попадали в землю или друг по другу, хромающий Соло был уже далеко.

Больной и разбитый, Нот вскарабкался обратно на дерево. Когда он забрался туда, он обнаружил самок, спокойно обыскивающих друг дружку, выбирающих частицы высохшей спермы из шерсти в промежности, словно битвы внизу вовсе не было. Император спокойно сидел вместе с самкой Огромной. Кровотечение у него прекратилось, но его кампания по спариванию тоже прекратилась, и уже навсегда.

И здесь же был Соперник, яростно покрывающий Правую. Нот видел морду своей сестры, опущенную в шерсть на груди, а из её горла вырывались низкие писки удовольствия. Нот почувствовал странную теплоту. Им не двигала ревность: он не ревновал сестру к другим самцам, даже к этому самцу, над которым он одержал верх, и кто явно оправился слишком быстро. Более глубокая биохимическая часть его признала, что с его беременной сестрой линия продолжится: великолепная непрерванная молекулярная нить, которая тянулась от Пурги сквозь этот освещённый низким полярным солнцем миг в невообразимое будущее.

Он услышал отдалённое мычание. Это был зов меритериев — самки-матриарха мигрирующего стада, которое медленно брело с юга. С возвращением стад лето окончательно установилось в этих местах. И по всему лесу зазвучало пронзительное причитание: это была песня нотарктусов, песня одиночества и интереса.

Всего лишь за несколько лет жизнь Нота подойдёт к концу. Вскоре и его вид тоже исчезнет; его потомки превратятся в новые формы; а затем, когда Земля остынет после этого своеобразного разгара лета, даже сам полярный лес увянет и погибнет. Но пока, пусть он был в крови, тяжело дышал, а его шерсть была запачкана перегноем, этот миг принадлежал Ноту, это был день его триумфа.