Грег Бир - За небесной рекой (сборник)

Он протянул первый том, изданный в том же стиле, что и Марк Твен, но в более тяжелом переплете и на толстом прочном пластике. На корешке стояло: Абрахам Деймон Фармер «Краткая история Гибели». Патриция открыла страницу с выходными данными и посмотрела на год издания.

— 2135 год. По нашему календарю?

— Да.

— Там говорится о Малой Гибели? — с надеждой спросила Патриция.

— Нет.

— Значит, это что-то другое, — пробормотала она, читая хронологию в начале первой главы. — Декабрь 1993 — май 2005. — Она закрыла книгу. — Прежде чем читать дальше, я хочу задать вопрос.

— Задавайте.

Гарри ждал, но на то, чтобы сформулировать мысль, ей потребовалось некоторое время.

— Это исторические книги о некоем будущем, не обязательно о нашем собственном, так?

— Да.

— Но если эта хронология… верна, соответствует действительности… если это может быть нашим будущим… тогда меньше чем через месяц должна произойти катастрофа?

Он кивнул.

— Предполагается, что я должна ее предотвратить? Как? Что, черт возьми, я могу сделать?

— Я не знаю, что может сделать кто-либо из нас. Мы уже работаем в этом направлении. Если… большое если… это вообще должно произойти. В любом случае, когда вы будете читать эти книги, для вас должно быть очевидно, что Вселенная Камня отличается от нашей, по крайней мере, в одном, очень существенном отношении.

— А именно?..

— В их прошлом никакой гигантский космический корабль-астероид в окрестностях Земли и Луны не появлялся.

— Это может иметь какое-то значение?

— Я думаю, что да, а вы?

Патриция перевернула страницу.

— Сколько у меня времени?

— Завтра я улетаю на Землю. Вы поедете к первому кругу днем позже.

— Два дня.

Он кивнул.

— Я останусь здесь?

— Если вас это устроит. За стеллажами есть помещение, оборудованное для сна, с запасом продуктов и переносной печкой. Охрана будет заходить к вам каждые несколько часов. Вы не должны говорить никому из них о том, что читаете. Но если вы почувствуете недомогание, немедленно дайте знать. Недомогание любого рода. Даже если у вас просто заболит живот. Понятно?

— Да.

— Пока я останусь здесь с вами. — Он мягко сжал ее руку. — Часа через два отдохнем вместе, хорошо?

— Ладно, — согласилась Патриция.

Она наблюдала, как Лэньер расположился в кабинке, достал из кармана электронный блокнот и начал что-то печатать.

Патриция перевернула первую страницу и начала читать, но не подряд. Вместо этого она перескакивала от середины книги к началу, затем к концу — в поисках страниц, где излагались главные события или делались выводы.

Страница 15.

«В конце 1980-х годов Советскому Союзу и его сателлитам стало ясно, что западный мир побеждает — или должен вскоре победить — в войне технологий и, соответственно, идеологий, как на Земле, так и в космосе с непредсказуемыми последствиями для будущего их народов и их системы. Рассматривалось несколько путей преодоления технологического отставания, однако ни один из них не выглядел практически осуществимым. В конце 1980-х, с развертыванием первых американских оборонных систем космического базирования, Советы начали тратить все больше сил на добывание технологических секретов путем шпионажа и импорта товаров, на которые было наложено эбарго — компьютеров и другого высокотехнологичного оборудования, — но вскоре оказалось, что этого недостаточно. В 1991 году выяснилось, что советские оборонные системы космического базирования хуже с точки зрения конструкции и возможностей, и советскому руководству стало очевидно, что то, что предсказывалось уже многие годы, фактически свершилось: Советский Союз не может соревноваться со свободным миром в области технологий.

Большинство советских компьютерных систем было централизовано; персональные компьютеры запрещались (за небольшими исключениями — в частности, эксперимент „Агат“), а законы ужесточались. Молодые советские граждане не могли сравниться в технологической изобретательности со своими коллегами из Западного блока. Советский Союз вскоре должен был задохнуться под гнетом собственной тирании, оставаясь нацией двадцатого (или девятнадцатого) века в мире века двадцать первого. У них не оставалось иного выхода, кроме как попытаться совершить, пользуясь спортивной терминологией, „финишный рывок“. Нужно было испытать смелость и решимость народов Западного блока. Если бы Советы потерпели неудачу, к концу века они оказались бы намного слабее своих соперников. Малая Гибель была неизбежна».

Патриция глубоко вздохнула. Ей не приходилось читать отчетов о Малой Гибели, сделанных со столь отдаленной — в историческом плане — перспективы. Она помнила те кошмарные дни, когда была еще девочкой пережила невероятное напряжение и страх, а потом увидела последствия по телевизору. С тех пор она научилась владеть собой, но эти холодные критические рассуждения — в столь авторитетном окружении — вновь вернули прежние страхи.

Страница 20.

«В сравнении с этим Малая Гибель 1993 года была обычным конфликтом на низком технологическом уровне. Вызвавшая замешательство и ужас, она привела к лицемерному международному соглашению, напоминающему притворные обещания маленьких детей. В страхе перед собственным оружием во время этого первого конфликта Западный блок и Советы постоянно сдерживали свои силы, основываясь на тактике и технологии прошлых десятилетий. Когда в дело пошло ядерное оружие — а командование отдавало себе отчет в том, что это должно случиться, — оборонные системы космического базирования, еще новые и неиспытанные, оказались весьма эффективными. Однако они не могли предотвратить запуск трех ракет с подводных лодок, уничтоживших Атланту, Брайтон и часть побережья Британии. Русские не смогли защитить Киев. Обмен ядерными ударами был ограничен: Советы и Запад капитулировали почти одновременно. Но репетиция состоялась, и Советы вышли из нее с меньшими потерями, чем их противники. Они лишь приобрели роковую уверенность в том, что не могут быть побеждены ни при каких обстоятельствах и история не в состоянии ликвидировать их ставшую анахронизмом систему.

Гибель, когда она наступила, была полностью честной и открытой. Каждое оружие использовалось так, как его и предполагалось использовать. Казалось, никто не сожалел о последствиях».

Страница 35.

«В ретроспективе кажется вполне логичным, что если оружие изобретено, оно должно быть использовано. Но мы забываем о слепоте и бестолковости конца двадцатого и начала двадцать первого века, когда наиболее разрушительное оружие рассматривалось как защитная стена и когда ужас Армагеддона считался сдерживающим средством, на которое не пошло бы ни одно разумное общество. Но народы не были разумными — рациональными, сдержанными, бдительными, но не разумными. Арсенал каждого народа включал в себя мощное недоверие и даже ненависть…»