Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Верховный вождь приветливо встретил «белохвостых» на Главном причале возле ладьи-однодеревки с надстроенными резными бортами и поздоровался с каждым за руку. «Что это вы как в военный поход снарядились?», — удивился он и неестественно засмеялся. Сам Гонорий и его сыновья: Кочубей, Аркадий и Евстигней, — были одеты в обычные летние охотничьи комбинезоны из оленьей замши. На носу лодки были сложены мешки с солью и тюки с выделанными оленьими шкурами — товар, который Гонорий перевозил в факторию для продажи на предстоящей осенней ярмарке. Традиционная летняя ярмарка по причине наводнения, не состоялась, и состоится ли осенняя, никто не знал, но семья Верховного вождя на всякий случай к ней готовилась. Гонорий жестом приказал сыновьям занять места гребцов. Ерофей, Корней и Гарегин тоже сели за весла. Слуга Гонория по прозвищу «Илиноец» — кряжистый пожилой мужик с повязкой на голове в виде банданы — взялся за тяжелое кормовое весло. Павлова Гонорий пригласил присесть на низенькой скамейке возле мачты и сел на такую же скамейку напротив него. За их отбытием в факторию наблюдало много любопытных. Пришла проводить своего боевого соратника и Урсула-гроза хунхузов. С Березкой и Нарой Павлов попрощался в приюте, и они обещали ждать его у Главного причала весь вечер. Путь от Красных Камней до фактории занял шесть долгих дневных часов. Всю дорогу Павлов и Гонорий разговаривали. Верховного вождя интересовали некоторые детали операции «Царица», и самое главное — причина, из-за которой хунхузы словно сквозь землю провалились.

Павлов старался отвечать четко, по-военному. Относительно исчезновения хунхузов он искренне признался, что был удивлен этим даже больше, чем тому, что вообще остался жив. И тогда Верховный вождь раскрыл перед ним свои планы. Он хотел бы выдать за него замуж любимую дочь Ириску, с условием, чтобы три дня в неделю он проживал в его резиденции и совместно с ним занимался «государственными делами». Остальное время он мог бы проводить в своем родовом гнезде в приюте Тигра, который Гонорий обещал помочь к зиме восстановить, обязав каждый род выделить ему в помощь по одному плотнику. Кроме того, Гонорий хотел, чтобы его будущий зять, пользуясь пребыванием на Красных Камнях Толемей-хана, выучил язык джурджени и научился на этом языке читать и писать. Об этом Гонория попросил сам Толемей-хан. От Верховного жреца Колывана подобной помощи ждать было бесполезно, так как он искренне считал, что грамота орландам ни к чему. Он только сыновей своих грамоте обучал, да и то лишь потому, что в возрасте 17–18 лет они покидали отчий дом и отправлялись в Храм Высочайшего Одина для продолжения учебы и принятия жреческого сана. Окружающий ландшафт никого не радовал. Берега Припяти были сильно подтоплены, как после весеннего половодья. Лесные промысловые звери: лоси, олени и кабаны, — ушли на возвышенные участки суши, и охотникам оставалось только надеяться на то, что осенью они вернутся на прежние места обитания. А пока между родами то и дело вспыхивали ссоры по поводу того, кто и где имеет право охотиться. Гонорию приходилось улаживать и эти конфликты, и вновь и вновь перекраивать границы между участками сократившихся из-за наводнения промысловых угодий.

— А тут еще москиты совсем обнаглели, требуют себе высокий берег, вплоть до реки Лопарь — пожаловался Гонорий, уже сожалея об исчезновении хунхузов, которые в летние месяцы держали москитов в страхе и напряжении.

— И что же? Война? — забеспокоился Павлов.

— Война с москитами сейчас нам не с руки. Есть еще кайяпо, которые кочуют от нас поблизости и могут нарушить мирный договор — в глазах Гонория проявилась работа мысли.

— Почему не осваивается территория у потухшего вулкана Бета? Я сам видел, что зверя там больше, чем где бы то ни было — не выдержал Павлов.

— Страх! Там бесследно пропадают люди и появляются невиданные животные и растения. После посещения этих мест многие начинают испытывать беспричинную тоску и боли в суставах. Разве тебе это неизвестно? — удивился Гонорий.

— Так ведь Аггей Лучник из рода Черного Кабана там охотится, и ничего — не очень уверенно возразил Павлов.

— Уже не охотится. Сегодня на рассвете он отошел в Царство Теней.

Накануне, вечером, у него из горла внезапно хлынула кровь — сообщил Гонорий печальную для Павлова новость. Путешественники дважды останавливались на привал на каменных россыпях, обозначивших новое русло реки, ширина которой местами достигала 5–6 километров. Пока Припять неохотно возвращалась в коренные берега, над затопленными участками тайги, уныло и сиротливо, торчали верхушки хвойных и лиственных деревьев. Костры, несмотря на обилие кровососущих насекомых, орланды на привалах не разводили. В таких местах речных террас между камнями накапливается лесной хлам и перегной, и огонь, проникший в щели, может распространиться по глубоким и извилистым ходам между камнями.

Потушить такой пожар невозможно. Из-за одного костра, живописные, покрытые лесом холмы могли на многие годы превратиться в мертвые кучи камней. Сыновья Верховного вождя и сородичи Павлова в часы отдыха подкрепляли силы темным пивом и сушеной олениной, перекидываясь друг с другом колкими замечаниями и остротами. Что касается Павлова и Гонория, то во время привалов они практически ничего не ели и не пили, но по совершенно разным причинам. Один (Павлов) страдал от сердечных мук и ревности, второй (Гонорий) — от изжоги и приступов язвенной болезни, которая у него проявилась сразу после достопамятного заседания Совета старейшин. Братья Верховного вождя Беллерофонт и Капуцин проживали в фактории на просторном подворье вместе с семьями и домашней прислугой. Место, на котором располагалась фактория, Павлову очень понравилось. Это был высокий берег Припяти неподалеку от слияния ее с рекой Еленой. В различных районах России такие места имели разные названия: «стрелка», «бык», «раздер», «россошь». У орландов место слияния двух рек называлось словом «сангам» и традиционно считалось средой обитания доброй волшебной силы. Всего в фактории насчитывалось шесть подворий, в которых постоянно проживали купцы из Империи джурджени и представители родоплеменной знати окрестных полуоседлых и кочевых племен. Все это сообщество жило довольно дружно, охраняемое двусторонними мирными договорами между племенами. Капуцин встретил прибывших с Гонорием «белохвостых» очень радушно: приказал слугам наккрыть стол в праздничном варианте и выкатить из погреба бочку крепкого пива.

— Мы не ради угощения прибыли, а за Медвяной Росой! — с твердостью кремня в голосе заявил Ерофей.

— Она здесь. Только немного прихворала. Ее муж Беллерофонт отправился сегодня утром вместе со старшей женой Рауленой в гости к своему тестю — князю Бильдыеву — сообщил Капуцин, упомянув вождя племени тунгусов-оленеводов, который, по слухам, обладал недюжинной колдовской силой. Ответ Капуцина «белохвостых» насторожил, и Павлов потребовал, чтобы Медвяную Росу ему немедленно представили. Старшая жена Капуцина Магнолия из рода Желтого Быка без лишних слов проводила его в светлицу на втором этаже просторной рубленой избы. Любимую жену он застал лежащей на двуспальной деревянной кровати с балдахином. Увидев его, Медвяная Роса вскрикнула от неожиданности и попыталась подняться, но, застеснявшись, попросила его отвернуться, чтобы переодеться в верхнюю одежду. Он послушался, удивляясь тому, что она воспринимает его, как постороннего мужчину.