Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

«Не раздеваясь, скинув с себя только сапоги, их высочество повалился на кровать, подушки на которой еще хранили запах духов Клементины, и мгновенно заснул. Он проснулся, когда корабельные склянки в соответствии с показаниями клепсидры (песочные часы) пробили полдень. Повернув голову, он увидел, что его оруженосец, выполняющий в условиях морского похода обязанности денщика, сидя на низенькой скамейке у раскладного столика, уставленного разными закусками и кувшинами с вином, намазывает на ломоть пшеничного хлеба сливочное масло и тихо напевает, что-то вроде: „Я тебя любила…“ Песня была женская, да и сам юноша вызывал у него определенные подозрения. Оруженосца звали Алеф-хан, и ему было 18 лет. Кто-то из друзей-полковников рекомендовал его к нему в свиту, уверив в том, что юноша из хорошей семьи, образован и мечтает о военной карьере.

Алеф-хан был участником битвы при Гамбите и отличился хотя бы тем, что чудом остался жив, когда его вороной жеребец, испугавшись выстрела ручного „шайтан агни кирдык“, взвился на дыбы и сбросил с седла. Если бы их высочество не позволил оруженосцу ухватиться за стремя и не посадил на своего коня позади себя, то юношу бы точно растоптали свои же кавалеристы. И тут их высочество вспомнил, что уже где-то этого паренька видел, кажется, при дворе Кучум-хана, и тогда на нем были не мужские штаны и камзол, а женское платье. „Хорошо, проверим“, — подумал он, подозвал юношу к себе и потребовал принести большой кувшин с водой и медный таз, чтобы с головы до ног ополоснуться. Алеф-хан бросился выполнять его указание.

— Что ты краснеешь, как нежная девица? — спросил он оруженосца, когда тот стал обливать его из кувшина водой. Алеф-хан покраснел еще больше и чуть не выронил сосуд. Их высочество обратил внимание на тонкие запястья его рук и длинные пальцы. Никаких сомнений не было: Алеф-хан — девушка.

— Отвернись! — приказал он оруженосцу, и когда тот отвернулся, задал убийственный вопрос:

— Ты — Алевтина, дочь Кучум-хана, три месяца тому назад пропавшая из Большого императорского дворца?

— Так точно! — ответил оруженосец и начал всхлипывать.

— Зачем маскарад устроила? Из-за жениха, который состоит в моей свите? — не унимался их высочество, поскольку хотел знать мотивы поступка племянницы императора.

— Отечество в опасности, потому я и решила пойти на службу — принцесса Алевтина заплакала.

— Сегодня же Вы сойдете на берег. В Ротоне я Вас высадить не смогу, а вот на острове Евстихий, где мне надо сделать остановку, будьте любезны попрощаться — потребовал он.

— Можно мне с вами остаться, Тезей-хан? После гибели Роксаны, я — первая в очереди принцесс крови, на которой Вы обязаны жениться! — заявила Алевтина и резко к нему повернулась.

— В данный момент, я — государственный преступник, преследуемый императором и властями всех городов и провинций империи. Или вам не терпится попасть к прокаженным на остров Лепрос? — жестко возразил он. В ответ на его заявление Алевтина растянулась на его кровати, заплакала, а потом стала лихорадочно раздеваться, пытаясь сорвать с себя одежду, но их высочество не позволил ей этого сделать и для успокоения надавал пощечин. На этом инцидент был исчерпан, и до позднего вечера, пока галера не встала на якорную стоянку, принцесса Алевтина тихо, как мышь, просидела в его адмиральской каюте. На острове Евстихий находилась небольшая судоремонтная база и военные склады. Из-за удаленности от столицы начальник базы и интенданты еще не получили известий о „заговоре полковников“, поэтому их высочеству удалось беспрепятственно взять то, что ему требовалось: комплект запасных парусов, медных котлы, шерстяные плащи, утепленные сапоги, а также копья, щиты, мечи, арбалеты, стрелы, кожаные и холщевые панцири. Здесь же на базе он высадил принцессу Алевтину, вручив ей перед этим приказ об увольнении с военной службы и письмо к ее отцу Кучум-хану. В письме к высокопоставленному вельможе и хитрому царедворцу он выражал восхищение патриотическим порывом его дочери, изумлялся проявленному ею в сражении при Гамбите мужеству и желал всему их семейству мира, добра, счастья и процветания. Он написал это письмо из самых искренних побуждений, не зная о том, что вскоре оно попадет к царице Пальмире, которая заподозрит Кучум-хана и его дочь в пособничестве заговорщикам. Кучум-хан будет отравлен, а принцесса Алевтина после надругательства над нею гвардейцев Банзай-хана утопится. Ах! Если бы Алевтина осталась на корабле и стала официальной супругой их высочества!»

Толемей-хан задул восковую свечу и приготовился ко сну. Весь следующий день он хотел посвятить поиску в дворцовой библиотеке документов, содержащих исторические сведения об острове Кипрос. И он попытался заставить себя вспомнить, что именно насторожило его в поведении их высочества, когда они высадились на берег. Еще более непонятной выглядела сама затея побывать там, а не проплыть мимо, пользуясь попутным ветром. На третий день плаванья «Клементина» взяла курс на север и поздним вечером встала на якорную стоянку в пустынной бухте таинственного острова. Окрестность самой бухты, хорошо защищенной скалами, была не заселена, и только на противоположной стороне находилось несколько построек из необработанного камня, принадлежавших вымершему племени паризиев. О присутствии людей напоминали мерцающие огоньки на поросшем лесом высоком холме в центре острова. Кто были эти люди: отшельники, разбойники, охотники с побережья, — неизвестно. Издревле Кипрос считался местом неприветливым и небезопасным.

Мореплаватели, высаживаясь на берег, старались далеко вглубь острова не заглядывать. Поговаривали, что древние боги илинойцев установили на острове незримые врата, пройдя через которые, можно попасть в другой мир, заблудиться и не вернуться. Даже Толемей-хан был уверен в том, что рассказы о таинственном исчезновении людей, оказавшихся на Кипросе, не выдумка, а достоверный факт, правда, не имеющий рациональных объяснений. Ночь прошла без происшествий, и на рассвете их высочество с половиной экипажа высадился на берег. Он приказал развести костры и приготовить в медных котлах мясную похлебку. Пока шло приготовление пищи, он решил прогуляться по берегу таинственного острова в сопровождении Толемей-хана и трех матросов, вооруженных арбалетами.

— Если сейчас на повороте мы увидим крупные окатанные глыбы красных гранитов, и на одной из них высеченный крест, значит, я побывал здесь в одной из своих жизней — неожиданно, заявил он. Предчувствие его не обмануло. Глыба красно-коричневого гранита с вырезанным на ней крестом, действительно, встала у них на пути. В пятистах шагах от скопления гранитных глыб они обнаружили невысокий холмик, заросший мелким кустарником.