Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Ребенок (имя его он запамятовал), доживший до 11-летнего возраста, по его словам:

Затем девоюношу оскопили, что, вероятно, стало причиною его смерти. Толемей-хан, в свою очередь, вспомнил об Авроре — девоюноше, который был рожден от брака волшебницы Цирцеи и иллинойского мореплавателя Деметриса. Согласно древней илинойкой легенде, Аврора в поисках своего пропавшего отца обогнула на парусной ладье весь земной шар, и у истоков реки Ипуть нашла его могилу:

Алексхан об изысканиях ученых мужей, ни сном не духом, не ведал, но от страха и волнений у «него» начались месячные. Узнав об этом, их высочество передал юного мичмана на попечение жены смотрителя маяка и велел переодеть в одежду служанки. Лукреция предоставила Алексхану маленькую комнату на женской половине дворца и объяснила новые обязанности: нянчить детей, скрести полы, чистить медные котлы и взбивать хозяйке перину.

Выяснились и некоторые подробности, объясняющие причину, по которой Алексхану удавалось так долго скрывать свою тайну. Он родился от знатного вельможи — отца Антон-хана и простой служанки в поместье под Микенами, получил хорошее домашнее образование и, когда повзрослел, был приставлен к работе переписчиком и библиотекарем.

Начитавшись старинных фолиантов о подвигах героев-мореплавателей, он стал бредить морем и втайне от сводного брата, который к тому времени заменил ему отца, подготовился к сдаче экзамена на получение чина младшего офицера императорского военного флота. Выдержав экзамены в навигаторской школе города Ротона, он попал на «Неустрашимый» и успел прослужить на нем полтора месяца. Свирепый ветер стих также внезапно, как и начался. Установилась солнечная сухая безветренная погода. Крусахан собирал экипаж, и началась подготовка к отплытию. За час до полудня при полном штиле «Клементина» покинула гостеприимный остров Амадор. Их высочество и его спутники тепло простились с главным смотрителем маяка и его супругой, однако в суматохе они совсем забыли о несчастном мичмане, и вспомнили о нем только тогда, когда галера снялась с якоря. Осмотрев корабль и проверив готовность экипажа, их высочество остался на нижней палубе, то есть кринолине — площадке, где размещались гребцы, и сел за весло, чтобы восстановить физическую форму. Гребцы приветствовали его аплодисментами. Следует заметить, что гребцами все они являлись скорее «по совместительству», чем по основной профессии, и к ним больше подходило определение: смешанный воинский контингент, состоящий из взвода арбалетчиков, взвода лучников, взвода пращников и роты гоплитов. Гребцы размещались по «ротонской» системе: на каждой банке сидело по три гребца, управлявших одним веслом длиной 30 локтей (15 м).

Весла располагались не на равных расстояниях друг от друга, а группами, сначала по два весла в группе, потом — по три. Загремел барабан, заиграла флейта.

— Веесла! На вооду! — зычным голосом пропел старший помощник Зелемхан из города Айхеной, славившегося не только отважными моряками, но и поэтами-рапсодами. Гребцы дружно навалились на весла, и галера двинулась в открытое море. В такт ударам весел гребцы запели. Старший помощник выкрикивал стихотворный запев, а хор гребцов отвечал ему своеобразным припевом.

Пение было скорее ритмичным, чем мелодичным, от одного рабочего такта до другого, на низких тонах. Ритм для рывка задавался возгласом «Вот он, вижу!», а сам рывок следовал вместе с выкриком крепкого словца: «Лямбда!»

Через три часа после полудня полный штиль сменился долгожданным ветром, и хотя он был не западный (попутный), а восточный, косые (гафельные) паруса «Клементины» (изобретение капитана Крусахана), позволяли ей скользить по волнам вопреки воле бога ветров Эола, хотя и под острым углом. Поздним вечером того же дня, отстояв на капитанском мостике полную дневную вахту, их высочество отправился на отдых в свою каюту. Там его ожидал сюрприз: на деревянной кровати, укрывшись пуховым одеялом, дремал Алексхан. Оказывается еще на рассвете, пользуясь тем, что «Клементина» стоит неподалеку от берега, юный мичман, вплавь, добрался до корабля и проник в адмиральскую каюту через неплотно закрытое окно. В наказание за неисполнение приказа их высочество разжаловал Алексхана из мичманов в денщики и строго предупредил, чтобы тот не вздумал вести себя по отношению к нему и другим членам экипажа, как женщина. Алексхан, кажется, только этого и ждал, заверив его, целуя ему руки, в том, что о большем счастье, чем быть рядом с лучшим другом своего покойного сводного брата и покровителя, он и не мечтает.

Закончилась пора листопада. Небо сковало кандалами свинцовых туч, из которых с короткими перерывами извергался то снег с дождем, то дождь со снегом. Уже с утра что-то мутило на душе, какое-то тоскливое и нехорошее предчувствие. Толемей-хан уже знал, что надвигается, неумолимо наползает большая беда, но сделать ничего не мог. Из Эльдорадо по голубиной почте пришло уже третье по счету сообщение о том, что делегация в полном составе благополучно добралась до поселения на реке Шакти, но Урхана с детьми Тезей-хана, которые должны были прибыть туда раньше, не застала. Ничего нового об их судьбе не добавляли слухи и сплетни, которые по его просьбе «мотал на ус» дворцовый приказчик Моисей-хан, регулярно посещая таверну в Слюдянке и общаясь там с местными и приезжими купцами и моряками. Вчера ближе к вечеру к причалу Летнего дворца пришвартовалось купеческое судно из Айхеноя, и на берег сошел 40-летний мужчина по имени Никанор, представившийся бывшим сборщиком налогов, разыскивающим свою семью, и попросил у дворцового приказчика разрешения принять его на постой за очень приличное вознаграждение.

Моисей-хан от денег отказался, сказав, что в такое тяжелое и смутное время всякий гость — все равно, что посланец богов. Толемей-хан с постояльцем еще не познакомился, и теперь нетерпеливо ожидал такой возможности, сидя у пылающего камина в небольшой уютной столовой, когда-то служившей местом семейных обедов и ужинов их высочества Тезей-хана с принцессой Роксаной. Гость из Айхноя по каким-то причинам задерживался, и Толемей-хан от нечего делать, развернул свиток пергамента и углубился в чтение очередной главы «Повести о Тезей-хане…»