Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

— Гамарджбатт, батонэ. Дабрджети. Хвела пери, — и тут же проводил братьев за свободный столик возле окна. В переводе на русский слова его приветствия означали: «Добро пожаловать, уважаемый товарищ! Для Вас — всё, что угодно!» Столик этот, видно, предназначался для VIP-клиентов, поскольку к ним немедленно подошла официантка с подносом, на котором лежали скрученные в рулончики горячие влажные полотенца для вытирания рук. Не заглядывая в меню, Сергей заказал две порции шашлыка из свиной шейки, овощные салаты и триста грамм виноградной водки, то есть «чачи». Пока официантка сервировала стол, Павлов передал Сергею свои отпускные: 250 руб. Сергей сказал, что этого мало, поскольку на похоронах и поминках ожидается не менее ста человек. Павлов сконфузился и честно признался, что у него больше денег нет. Сергей ему не поверил, и уже, наверное, в сотый раз начал донимать его провокационными вопросами насчет «припрятанного золотишка». Ему почему-то казалось, что, раз его младший брат занимается стратегической разведкой цветных металлов, то этого добра у него должно быть навалом. И Павлову пришлось, наверное, в сто первый раз, объяснять своему старшему брату, что умыкание образцов породы — дело подсудное, и, что, сколько бы украденный самородок не весил, государство платит вдвое против его стоимости тому, кто заметил вора и на него донес. Они выпили по сто грамм, не чокаясь, и Сергей перевел разговор на еще более неприятную тему — о разделе наследства. Он предлагал разменять родительскую четырехкомнатную квартиру на две двухкомнатные. Старший брат также претендовал на участок земли 12 соток, кооперативный гараж и половину суммы денег (около 25 тыс. советских рублей) на сберкнижке отца. Павлов не возражал, однако заметил, что все три отцовские сберкнижки оформлены с завещательным распоряжением в его пользу. Сергей обещал все быстро уладить, и попросил у него до завтрашнего дня его паспорт. Документ был у него при себе, и он отдал его старшему брату, не подозревая никакого подвоха. Допив «чачу», они заказали еще двести грамм этого крепкого напитка с мощным вкусовым букетом — «на посошок». Павлова-младшего сильно развезло. И если в начале застолья он хоть как-то контролировали ситуацию, то к концу чувствовал себя довольно скверно. Знакомый таксист пообещал Сергею подбросить их, как только он допьет кофе. Пока таксист пил кофе, Сергей успел позвонить кому-то по телефону. Когда они подъехали к генеральскому дому, Павлов заметил, что возле их подъезда стоит милицейский УАЗик с заляпанными грязью номерами, но значения этому не придал. Полина встретила их с порога скандалом, мол, вместо дела занимаются пьянством. Чтобы не слушать ее ругани, он прошел в свою комнату. То, что он там увидел, привело его в состояние остолбенения. Всё в комнате было перевернуто: книги и пластинки валялись на полу, постельное бельё связано в узлы, ящики шкафов и письменного стола выдвинуты, паркет кое-где вскрыт, обивка почти всей мебели вспорота. Он бросился проверять ящики письменного стола, в которых хранилась его коллекция полудрагоценных камней и самоцветов. Павлов начал коллекционировать минералы еще в студенческие годы, с первой в своей жизни геологической экспедиции, отдавая предпочтение халцедонам — таинственно-полупрозрачным или просвечивающим в краях разноцветным камушкам. Были также в его коллекции темно-синие лазуриты, красноватые сердолики, темно-зеленые гелиотропы, голубоватые сапфирины и светлоокрашенные аметисты.

Минералы были разложены по картонным коробкам, которые он сам склеил. Он открыл коробку — первую, попавшую под руку, на крышке которой было написано: «Лазурит. Прибайкалье. 1978 год». Коробка оказалась пустой. Он в ярости отшвырнул ее и стал лихорадочно просматривать одну коробку за другой. Все коробки были пустыми. О том, что его коллекция из 250 полудрагоценных камней представляет какую-то ценность в денежном эквиваленте, он особо не обольщался.

Специалисты знают: в любой коллекции — от монет до оловянных солдатиков — истинную ценность имеют только редкие экспонаты.

Примером, понятным многим, будут, наверно, марки. Но ему все равно было очень обидно: столько лет по камушку свою коллекцию собирал, и нате вам, так с ним поступили. Невестка Полина, когда он обратился к ней за разъяснениями по поводу пропажи полудрагоценных камней и явных следов, проведенного в его комнате обыска, сделала удивленные глаза и заявила, что в его комнату она вообще не заходила. То же самое сказал и брат Сергей.

Был бы Павлов трезвый, то он, наверное, сразу догадался, что его родственнички специально провоцируют его на скандал. Но, поддавшись эмоциям, он стал добиваться правды, и сказал невестке и старшему брату все, что он о них думает. Невестка обозвала его «козлом», — за что сразу получила в глаз.

Сергей вступился за Полину, и ударил его по зубам — так, что у него нижняя челюсть на лоб залезла. Зубы остались целы, но на губах выступила кровь. Сергей в молодости имел второй разряд по боксу, и бил несильно, но расчетливо. Хорошо, что язык меж зубов не попал…

В самый разгар семейной ссоры в квартире неожиданно появился наряд милиции. Скорость, с которой стражи правопорядка прибыли на место происшествия, была просто удивительной. Из этого следовало, что брат и невестка вызвали их заблаговременно. Два крепких милиционера с сержантскими лычками на погонах тут же скрутили Павлову руки, и надели наручники.

— Это провокация! — кричал он в отчаянии, брызгая кровавой слюной.

— Извини, брат, не хотел до похорон отца тебя трогать, но ты сам напросился— прошипел Сергей, злобно вращая глазами.

— Отдай мне мой паспорт! — потребовал Павлов.

— Какой еще паспорт?! — Сергей делал вид, будто не понимает, о чем идет речь. От обиды и унижения Павлов чуть не заплакал, но, собрав волю в кулак, решил свое пока еще не совсем безнадежное положение не усугублять, надеясь на то, что в отделении милиции беспристрастно разберутся, и он заявит о краже коллекции минералов и паспорта гражданина СССР. Павлова в наручниках затолкали на заднее сиденье в милицейский УАЗик — тот самый, который стоял у подъезда. Он думал, что его повезут Управление внутренних дел на Соколе, которое ему было хорошо известно, и, отнюдь не как алкоголику, тунеядцу и хулигану, а, как добропорядочному гражданину — активисту студенческой народной дружины Московского горного института. Вопреки его ожиданиям, милицейский автомобиль направился в сторону области. Прямо за МКАД перед самой развязкой уазик остановился около ворот какой-то стройки, обнесенной деревянным забором, и просигналил.

— Куда вы меня привезли?! — не на шутку перепугался Павлов, и тут же получил удар под ребра со стороны сидевшего слева от него милиционера. При проезде через ворота УАЗик влетел колесом в глубокую выбоину и снова остановился. Милиционеры заругались, грязно и с удовольствием, как обыкновенные уголовники. Сержант, который сидел от Павлова слева, насильно влил ему в глотку бутылку водки, приговаривая: «Это для тебя анестезия». Но водка не пошла, и все, что у него до того скопилось в желудке, фонтаном вырвалось наружу.