Наталья Новаш - Деревянная девочка, или Ди — королева кукол

Появление вертолёта решило все проблемы — «сигать» было нельзя, это сразу вызвало бы подозрение. Оставалось только медленно спускаться, переставляя ноги в рабочих башмаках, как положено горничной отеля, под которую я и маскировалась в своём чёрном форменном халате…

Я спускалась, пригнув голову в капюшоне, но косилась на вертолёт, не спуская глаз с окошка, где темнела голова водителя. И вдруг… У меня никогда не было галлюцинаций, но мне показалось, что голова исчезла… А ещё через какую-то секунду мотор заглох и в наступившей тишине вертолёт перевернулся. Он перевернулся ещё раз и, как пустая детская игрушка, камнем стал падать прямо в океан.

Я могла дать гарантию, что в вертолёте никого не было. Но зловещая чёрная голова лётчика, напряжённо глядевшего в океан и, как показалось мне, на меня секунду назад, когда вертолёт заслонил собой небо, — эта страшная голова отпечаталась в памяти навсегда. Даже черты лица были хорошо различимы… и сидели в памяти так отчётливо, что казались знакомыми, виденными уже когда-то.

Это теперь, покачиваясь на волнах бесконечно древнего — гораздо более древнего в сравнении с моей конкретной личностью и телесной оболочкой — моря, я могу испытывать это «чувство уже виденного» вполне оправданно… Даже потом, сидя в баре у телевизора и увидев того самого лётчика в программе новостей, я могла сказать, что вижу его не впервые, но вспомнить его лицо, переставляя ногу вниз, на следующую ступень пожарной лестницы, я решительно не могла. Вернее, не понимала тогда, отчего такое возможно…

У меня было вдоволь времени обдумать это, сидя в самом дальнем уголке бара у телевизора, куда я забилась, чувствуя себя довольно неловко в шикарном вечернем платье, каких я отроду не носила.

Я всё представляла и представляла, как пустой, совершенно пустой вертолёт, переворачиваясь в воздухе, падает в океан, как он поднимает сверкающий столб воды, раскачав на волнах две овощные плантации, словно два красно-зелёных надувных матраца…

И вспоминалось, как ноги гудят от бесконечного спуска и как продолжает казаться, что лестница сотрясается подо мной, когда вдруг внезапно закружилась голова, едва я ступила на твёрдую землю у мусорных ящиков на заднем дворе отеля. Оттуда были хорошо видны площадь и яркие дамы-благотворительницы в шикарном «классике»… Всё произошло так стремительно, что они ещё, кажется, ничего не знали. А я знала, что сюда уже спешат спасатели из Службы безопасности (мы их знали в лицо) и нужно поторапливаться к месту встречи, как предписано по инструкции… Но я завороженно наблюдала за дамами в ярких, как помидоры, шляпах. Зачем здесь автомобиль? На этом айле, который можно объехать за пять минут?

Пять минут, которые нужно было выждать, чтобы прийти в форму — совершенно прийти в себя, эти пять минут пролетели, и я направилась через служебный вход в подсобку, где сняла халат и, ещё раз оглядев в зеркале незнакомку в слишком открытом вечернем платье, направилась в незаметную дверь подземного перехода, который соединял отель с домом на другой стороне площади.

Из подсобки в нижнем этаже жилого дома, где был ресторан, я прошла мимо кухни и складских помещений прямо к маленькому туалету для обслуживающего персонала. Ещё одна незаметная дверь вывела меня в туалет для посетителей круглосуточно работающего бара… Шум, музыка, яркий свет в холле подействовали угнетающе, я чувствовала себя не в своей тарелке. Хорошо, что хоть людей в это время дня было немного, и приглушённый свет в контрасте с ослепительным сиянием в холле чуточку меня успокоил. И здесь, в самом тёмном дальнем углу у телевизора на стене, я сидела, как мышка, чтобы никто меня не заметил, а сама не спускала глаз с входной двери.

Спасателей было всего двенадцать — мужчин и женщин, и мне достаточно было мельком взглянуть на входящего человека, чтобы не ошибиться.

Но посетителей — входящих и выходящих — было довольно мало, и — ни одного знакомого лица! Тихо играла музыка, танцевали редкие пары у входа. Если входила женщина, я спокойно рассматривала её лицо среди танцующих. Если же появлялся мужчина — старалась скорее спрятаться за спинами впереди сидящих, чтобы не привлечь внимание какого-нибудь праздного ловеласа. Широкоплечий бородач, за спиной которого я так удачно пряталась, беседовал с известной оперной примадонной и с большой вероятностью мог оказаться каким-нибудь знаменитым меценатом или другой выдающейся личностью. В этом случае за ним могла наблюдать не одна скрытая камера, и моё то и дело выглядывавшее из-за его спины лицо тоже могло привлечь к себе нежелательное внимание. Я пересела, чтобы укрыться за дамой внушительных габаритов, и продолжала свою игру в прятки: то выглядывала, то скрывалась.

Когда в дверях появился Лен, я просто застыла, глядя на него в изумлении. Хотя чему удивляться, я знала, что сегодня он должен петь в «Реквиеме»… Лен Гордон Харрис, лучший бас Королевской Оперы, любимец публики и кумир наших девочек, в которого были влюблены все выпускницы нашего класса… Он стоял, заслоняя дверной проход, в небрежной позе убийцы-телохранителя из «Риголетто». Нет, его место не на Королевской сцене, ему бы играть громил в исторических боевиках! На руке небрежно висел чёрный плащ — принадлежность какого- нибудь театрального реквизита. Лен пристально изучал публику, пока его взгляд не остановился на мне.

Только в дверях я попыталась освободить руку от его мёртвой схватки и прошептала:

— За мной скоро придут спасатели!

Он накинул на меня плащ и ответил только на улице, где не было ни души:- Хорошо же они тебя сегодня спасли! Я видел всё! — голос звучал со злостью и как-то неестественно громко в гулкой тишине среди быстро сгустившейся тьмы под ещё ярким, по-южному синим небом. — Думаю, их старания не понадобятся! Ты ими сыта по горло… Ужасов на сегодня хватит!

Я не знала, как он ошибался! Я не знала, что здесь так быстро темнеет, хоть и читала об этом. Южная ночь была прекрасна. Прошёл страх. Мне стало так легко и свободно, как ещё не было никогда, даже в присутствии самого надёжного сотрудника Секретной службы… Я не знала, куда он меня ведёт, и не хотела знать. До начала концерта было ещё два часа…

— «Реквием»… не отменили?

— Нет! — ответил он всё с той же злостью. — Решили, что это как нельзя кстати…

— Соответствует событиям… — пробормотала я. — Но я всё-таки спаслась…

— Этим ты обязана только самой себе! Я видел… всё… — повторил Лен.

— Я тоже видела… в новостях. Но… там же меня… не оказалось!

— Ты ошибаешься! Я видел тебя и понял, что ты жива…

— Ты не мог видеть! — улыбнулась я и вспомнила, как стояла между двумя чёрными створками и стеной…