Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

— Советник, вы сказали, что такие люди, как я, уже упоминались в летописях. Может быть, это были мои собратья, другие пришельцы с Аверна, которые, как и я, хотели донести до вас истину, но к которым, как и ко мне, никто не прислушался?

— И как и ты, они пытались навязать нам свои воззрения, свою безумную геометрию? Если так, то они, конечно же, были казнены!

СарториИрвраш поднялся и, опершись руками о стол, нахмурился.

Звеня своей цепью, Билли тоже поднялся, хотя и с большим трудом, чем пожилой советник.

— Истина освободит вас от рабства невежества и заблуждений, советник. Как бы вы ни называли то, о чем я говорил вам, «безумной геометрией» или как-то иначе, эти законы правят Вселенной. Да что я говорю, вы и сами это знаете, просто не хотите признаться. Напрасно вы без должного уважения относитесь к своему разуму. Почему вы не хотите пойти дальше, разорвать оковы своего умвелт? Жизнь вашей планеты обязана своим появлением именно тем «безумствам», над которыми вы насмехаетесь.

Звезда класса А, известная вам как Фреир, на самом деле представляет собой гигантский водородный реактор, выбрасывающий в пространство огромные количества лучевой энергии, тепла и света. Когда Беталикс и его планеты восемь миллионов лет назад вышли на свои орбиты вокруг этого гиганта, они немедленно и постоянно стали подвергаться бомбардировке рентгеновским и ультрафиолетовым излучением. Влияние этого излучения на вялую биосферу Гелликонии оказалось огромным. Начались стремительные генетические изменения. Имели место мутации, поразительные и ранее невозможные. Некоторые из новых жизненных форм приспособились и уцелели. Один из животных видов развился настолько, что сумел противопоставить себя другому виду, более древнему и ранее занимающему главенствующее положение…

— Все, нет больше моих сил! — вскрикнул СарториИрвраш, взмахом руки приказывая пленнику замолчать. — Одни виды превращаются в другие — что за вздор ты несешь? Видано ли такое? По-твоему, собака может превратиться в аранга, а хоксни со временем примет вид кайдау? Всем известно, что каждому зверю от природы предназначено его место, а среди прочих — и человеку. Так повелел Всемогущий.

— И это говорите вы — безбожник! Вы же не верите во Всемогущего.

Смутившись, советник затряс головой.

— Лично я предпочитаю, чтобы мной правил Всемогущий, а не эти твои законы безумной геометрии… Думал я показать тебя королю ЯндолАнганолу, да сдается мне, что он не вынесет и минуты твоих речей и велит посадить тебя на кол.

Спохватившись, СарториИрвраш вдруг вспомнил, что король теперь далек от всего, что хотел бы предъявить ему его советник, точнее — бывший советник. Рациональное больше не интересует его величество. Апологет рационального, сам СарториИрвраш, не интересует короля. Слушая Билли, он вдруг вспомнил о другом молодом безумце — сыне короля, Робайдае. Некогда милый и послушный ребенок, Роба вдруг увлекся безумными фантазиями, возомнил пустыню своей изможденной матерью, нашел вкус в смертельно опасных игрищах, по временам не имеющим со стороны вообще никакого смысла… и стал костью в горле своих любящих родителей, королевской четы.

После этого он вспомнил о собственной многолетней борьбе за овладение смыслом всего сущего. Как могло случиться, что такая проблема, первоочередная и главнейшая, могла занимать во всем свете столь немногих?

Кто таков этот Билли: плод усталого воображения пожилого человека, темная сторона действительности, явленная, чтобы соблазнить и прикончить его?

Советник повернулся к фагору.

— Лекc, стереги его пуще глаза. Завтра я подумаю о том, как избавиться от него и его умвелт.

Вернувшись в спальню, советник ощутил острый приступ одиночества. Король схватил его своей безжалостной дланью и опрокинул на пол! Немилосердно болела ушибленная спина, все тело, иссушенное и скрюченное годами, казалось уродливым и хилым. Слишком много постыдного случилось за прошедшие дни.

На его зов явилась женщина-рабыня. На ее лице были написаны те же самые недоумение и неохота, какие, наверное, можно было заметить на лице самого советника, являющегося пред светлые очи короля.

— Разотри мне спину, — приказал он.

Прислужница послушно прилегла рядом с ним и провела рукой от его затылка до поясницы. От советника пахло вероником и фагором, от прислужницы исходил легкий запах фруктов. Полежав немного на груди, СарториИрвраш перекатился к рабыне лицом, — его член под чарфрулом начал напрягаться. И правоверные почитатели Акханаба, и безбожники, все живые были равны в одном — всем им была дозволена одна-единственная утеха, одно убежище от абстракций. Просунув одну руку меж темных бедер рабыни, советник положил другую на ее мягкую грудь.

Потянувшись вперед, она привлекла его к себе.

На Аверне неизвестными была выпущена петиция, призывающая добровольцев спуститься на поверхность планеты на выручку Билли Ксиао Пину. Никто не придал петиции серьезного значения. Условия, принятые Билли, утверждали однозначно: с какими бы трудностями ни пришлось ему столкнуться в неведомом мире, надеяться он должен только на себя. Но даже это не остановило нескольких молодых леди из семейного клана Пин, заявивших во всеуслышание, что если Комитет Правления не предпримет что-нибудь немедленно, то они вскорости покончат жизнь самоубийством.

Несмотря на несколько встревоженную обстановку, жизнь Станции продолжалась в обычном ритме, как и все тридцать два века ее существования. Мало кому из авернцев было известно, что земные технократы заложили в них покорность программным путем. Большие семейства продолжали анализировать поступающую с поверхности планеты информацию, автоматические системы продолжали отсылать результаты общестанционной деятельности по радиолучу на далекую Землю. По всей Земле были устроены гигантские просмотровые залы, подобные огромной морской раковине.

Сигналы Аверна сначала принимались на Хароне, на внешней границе Солнечной системы. Там информация снова подвергалась переработке и только после этого передавалась на Землю.

Аудитория подобных передач, составляющая особую часть земного сообщества, претерпевала перемены, во многом следующие, а иногда даже повторяющие происходящее на Гелликонии. Закат Эпохи Модерна был ускорен быстрым наступлением ледников, спустившихся с земных снежных шапок, знаменующим наступление Великой Эры Оледенения. В девятом веке шестого тысячелетия со дня рождения Христа ледники начали медленно отступать, а вслед за льдами двинулись и люди Земли. Старые национальные распри и вражда постепенно забывались. По мере смягчения климата превалирующее положение в душевной организации землян начал занимать характер добродушный и кроткий, ставший благодатной почвой для все более пристального внимания к вопросам взаимодействия между биосферой и собственно планетной твердью, фундаментом всего живого. Из среды мыслителей и гуманистов этого направления вышли правители, достойные своего народа. Разделяя общие убеждения, они олицетворяли собой мудрость и истину, чем и снискали свою популярность. Правители землян хорошо видели, что драма далекой планеты может послужить не только источником изучения безрассудства и ошибок, но также захватывающим и в то же время назидательным зрелищем.