Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

Путаясь в переполненных именами существительными предложениях, Билли, в свою очередь, попытался донести до сознания двурогих свою невиновность. Однако вопросы вины или понятие «невиновность» находилось вне пределов «умвелт» двурогих. Да и вообще, в конце концов, их мучили свои проблемы.

Фагоры видели, что король ЯндолАнганол слаб, что слабость эта могла подтолкнуть короля на заключение союза с Олдорандо, скрепленного династическим браком, и страшились этого. Как только дочь двора Олдорандо станет женой короля Борлиена, в обоих государствах фагоры будут объявлены вне закона. Ненависть, питаемая к двурогим столицей Олдорандо, была давным-давно известна всем и каждому, и менее известной, хотя и не менее сильной, была и ненависть самих фагоров к этой столице, называемой ими Хррм-Бххрд Йдохк.

В то время как внутренние дела анципиталов были для людей полнейшей тайной — да попросту говоря, белым пятном, — дела людей были известны двурогим очень хорошо. Люди, презрительно пренебрегая фагорами, часто вообще не замечали их рядом с собой, в результате чего двурогим часто удавалось присутствовать на секретных совещаниях государственной важности. В таких условиях самый неуклюжий рунт мог явиться отличным шпионом.

Между тем фагоры опять вернулись к проблеме Фреира и Беталикса.

Если он прибыл не с Фреира, тогда, может, с ТСехн-Хрр? На этот вопрос он не смог дать ответа. Что понимали они под ТСехн-Хрр — Аверн — Кайдау? Как выяснилось — нет. Фагоры предприняли попытку объясниться, но безрезультатно. Потом прояснить истину попытался сам Билли — с тем же эффектом. ТСехн-Хрр как был, так и остался тайной. Разговор с фагорами напоминал попытку постичь вечность. Совет опять приказал подручным провести пленника между рядами фагоров, и снова его попросили продемонстрировать присутствующим наручные часы с тремя рядами мигающих знаков. И опять ни один из двурогих даже не попытался прикоснуться к часам Билли или тем более забрать у него их, словно страшился разрушительной силы этого прибора.

Все еще пребывая в мучительном поиске слов для объяснения, Билли вдруг обнаружил, что Совет во главе с кзаххном собирается уходить. Опять в его голове заклубился туман. Очнувшись через некоторое время, он снова обнаружил себя сидящим на знакомом скрипучем стуле за обшарпанным столом, опустив голову на скрещенные руки. За узким окошком занимался бледный рассвет.

Лекc уже снова был здесь.

— Тебе следует лечь в постель на период сна, — участливо подсказал он Билли.

Билли разрыдался, но через некоторое время все-таки заснул.

Растекаясь во все стороны, туман сделал поворот к реке Валворал, чтобы мягко опуститься на оплетающие оба ее берега джунгли. Ничего не ведая о национальных распрях, туман свободно проник на территорию Олдорандо. Здесь, устремляясь далее, туман встретил на своем пути «Лордриардрийскую деву», идущую на юго-восток к Матрассилу и дальше вниз по течению, к просторному морю.

Выгодно распродав свой ледяной груз в Олдорандо, капитан плоскодонки держал курс на столицу Борлиена и Оттассол: судно несло на борту соль, шелк, всевозможных расцветок и узоров коврики и гобеленовые ткани, голубой гаут из озера Дорзин в бочках с колотым лордриардрийским льдом, резные безделушки из кости и дерева, часы, кость, рог и шерсть разных сортов. Плывущие вместе со своим товаром купцы обитали в небольших каютах на верхней палубе. Один купец странствовал вместе с попугаем, другой — с новой любовницей. Самую лучшую каюту занимал владелец судна Криллио Мунтрас со своим сыном Дивом. В настоящее время Див расположился прямо на влажной от ночного тумана палубе, не обращая внимания на подмокшие штаны. Его отец сидел неподалеку на плетеном стуле, наигрывая на двухструнной клосе и извлекая из инструмента намеренно сентиментальные, ввиду последнего своего плавания перед уходом на покой, мелодии.

Туман, клубящийся над водами Валворала, полностью скрывал воду, так что казалось, корабль движется по реке из молочной дымки. У крутых утесов скал Кахчаззерх туман немного рассеялся и в его разрывах стала проглядывать вода, удивительно темная, отражающая в себе колеблющиеся фрагменты вздымающегося наверху утеса. Сам утес на высоте в три сотни футов от подножия был густо покрыт обильной и пышной растительностью. Ласточки и птицы-плакальщики пикировали с высоты вниз, сопровождая свой полет меланхоличными криками.

Городок Кахчаззерх не был примечателен ничем, кроме своего местоположения между утесами и рекой, а также безразличием к лавинам с одной стороны и паводкам с другой. У самой реки имелось мало чего, непосредственно относящегося к цивилизации, — пристань да несколько деревянных складов, на одном из которых красовалась порядком проржавевшая вывеска «Лордриардрийская ледоторговая компания». От пристани в гору к бестолково разбросанным вплоть до самой вершины домам вела дорога. Этот городок, а точнее его рынок, был последней целью Мунтраса перед Матрассилом и плаванием к морю.

Когда судно стало причаливать, из мглистого марева торопливо вынырнули босоногие полуголые мальчишки, неизменные обитатели подобных мест. Капитан Мунтрас, отложив свой музыкальный инструмент, поднялся на ноги и, величественно став на носу, принялся обозревать берег, оценивая имеющиеся там рабочие ресурсы.

С борта «Девы» на берег были переброшены сходни. Как только борт судна нежно коснулся причала, стоящий тут же квартет музыкантов бодро заиграл тему гимна «Да здравствует хозяин наш!». Таким было традиционное, повторяющееся из раза в раз, приветствие местного персонала компании своему главе. Всего местных представителей ледоторговой компании было трое. Выйдя вперед с традиционными улыбками, троица ледоторговцев проводила Криллио Мунтраса и его сына к ожидающим их на берегу креслам.

Младший из троицы клерков был долговязым неуклюжим парнем, принятым на службу совсем недавно и еще не пришедшим в себя от потрясения после свалившейся на его плечи чести и ответственности, вследствие чего немного шалый; головы же двух других клерков были убелены сединами, и годами они превосходили своего хозяина, которому служили верно и преданно уже несколько десятков лет. Пожилые люди украдкой смахивали с ресниц слезинки, исподтишка рассматривая молодого хозяина, Дива, стараясь оценить способности того и установить, какие трудности, связанные с такой разительной переменой руководства, их ожидают впереди.

Пожав каждому клерку руку, Мунтрас опустился в предложенное кресло. Ему был подан бокал с вином, куда он насыпал гореть собственного же блестящего колотого льда. Пригубив вино, он устремил взгляд на медленно текущую реку. Из-за тумана противоположный берег проступал едва различимой неясной полосой. Когда слуга подал печенье, вокруг хозяина и его сына уже вовсю шел разговор известного сорта, когда большая часть предложений начинается со слов: «А помните, как…», а заканчивается обычно дружным смехом.