Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

Фостер вообще неохотно шел на расширение «внутренней церкви». «Средняя церковь» поставляла вполне достаточно средств, чтобы утолить скромные аппетиты масс. Если «возрождение» производило на свет две супружеских пары, способных на «небесный брак», Фостер считал это вполне достаточным. Если ни одной, он спокойно ждал, пока посеянные семена взойдут, и посылал взращивать их опытных священников и жриц.

Насколько это было возможно, он проверял парные кандидатуры лично, вместе с какой-нибудь жрицей. Поскольку такая пара бывала уже «спасена», во всяком случае в понимании «средней церкви», то риска почти не было — с женщинами дело обстояло совсем просто, а мужчин он тщательно изучал, прежде чем спустить на них своих жриц.

До того как стать «спасенной», Патриция Пайвонски была молодой замужней и «очень счастливой» женщиной. Она родила ребенка, уважала и восхищалась своим гораздо более пожилым мужем. Джордж Пайвонски отличался щедрой любящей натурой, но ему была свойственна одна слабость — он частенько напивался и не мог выполнять свои супружеские обязанности после длинного рабочего дня. Патти считала, что ей повезло в жизни, правда, иногда Джордж приударял за клиентками — и весьма сильно, если дело происходило ранним утром, к тому же татуировальное мастерство требовало уединения, особенно если речь шла о женщинах. Патти относилась к любовным отклонениям с пониманием, а иногда и сама ходила на свидания с клиентами-мужчинами, особенно с тех пор, как Джордж стал все чаще и чаще прикладываться к бутылке.

И все же в ее жизни была пустота, которая не заполнялась даже тогда, когда благодарный клиент презентовал ей змею, держать которую сам не мог, так как должен был уехать. Патти любила домашних животных и змей ничуть не боялась. Пат устроила ей дом в витрине их ателье, а Джордж написал чудесную красочную картину, служившую фоном и украшенную четырехцветной надписью «Не наступи на меня». Этот лозунг вскоре стал очень популярен.

Пат накупила еще змей, и они очень утешали ее. Но она была дочерью ирландца из Ольстера и девушки из Корка — вооруженное перемирие между родителями, принадлежавшим к разным религиям, оставило ее без собственной конфессии.

Она была уже ищущей, когда впервые услышала проповедь Фостера в Сан-Педро. Ей удалось уговорить Джорджа тоже сходить на несколько воскресных богослужений, но тогда он так и не увидел Света.

Свет дал им Фостер, и они с мужем принесли покаяние в один и тот же день. Когда шесть месяцев спустя Фостер вернулся, оба Пайвонски стали уже настолько ревностными последователями церкви, что он обратил на них свое внимание.

— С тех пор как Джордж узрел Свет, я не знала больше никаких неприятностей, — рассказывала Пат Майку и Джилл. — Он изредка выпивал, но и то лишь в церкви и немножко. Когда наш святой пастырь вернулся, Джордж начал свое великое дело. Разумеется, он хотел показать его Фостеру… — Миссис Пайвонски заколебалась. — Дети, мне, вероятно, не следовало бы говорить вам об этом…

— Тогда не говори, — спокойно откликнулась Джилл. — Патти, дорогая, мы не хотим, чтобы ты делала что-то, что может вызвать у тебя сомнения. Обряд разделения воды должен нести лишь радость.

— Но я хочу рассказать! Только помните, что это дела церковные и обычно их не обсуждают… Я-то ведь про вас никому не скажу.

Майк кивнул.

— Здесь на Земле мы называем это «личными делами братьев по воде». На Марсе такой проблемы вообще не существует… но тут я грокк — она возникает. «Личные дела» братьев вообще не обсуждаются.

— Я… грокк. Забавное слово, но я, кажется, начинаю его понимать. Ладно, дорогие, пусть это будет «личное дело брата по воде». Знаете ли вы, что все фостериты татуированы? Я имею в виду настоящих членов церкви, тех, кто спасен навечно, ну как я? …О нет, я говорю не о татуировке по всему телу! Поглядите на это — прямо над моим сердцем. Это священный поцелуй Фостера. Джордж сделал так, чтобы он выглядел как часть картины заката… так что никто не догадывается… Но это его поцелуй — Фостер сделал его сам! — Восторг Пат поднялся почти до экстаза.

Они внимательно присмотрелись к отпечатку.

— Это действительно след поцелуя, — с удивлением заметила Джилл, — как будто целовал кто-то с намазанными помадой губами. — А я думала, что это кусочек заката.

— Да, именно так Джордж и задумал. Ибо мы не показываем поцелуй Фостера кому попало, то есть тем, у кого его нет; у меня и в мыслях этого не было до нынешней минуты. Но, — решительно сказала она, — вы оба непременно рано или поздно будете носить такой знак, и, когда придет время, я сама его вам вытатуирую.

— Я не понимаю, Патти, — спросила Джилл, — как он может поцеловать нас? В конце-то концов, он… где-то на небесах?

— Да, милочка, он именно там. Сейчас я все объясню. Любой священник, любая жрица могут дать вам «фостеров поцелуй». Он означает, что Бог в вашем сердце. Бог стал частью вас самих… навеки.

Майк тут же насторожился.

— Ты есть Бог.

— Как, как, Майкл? Ну… я никогда раньше не слышала этих слов, но они чудесно выражают мысль… Бог в тебе и с тобой, и дьяволу ты неподвластен.

— Да, — согласился Майк. — Ты грокк Бога.

Он с радостью подумал, что ближе, чем когда-либо, подошел к выражению марсианской концепции… правда, Джилл теперь непосредственно изучает марсианский вариант, и к ней это придет само собой.

— В общем, ты прав, Майкл. Бог… грокк тебя — и ты обвенчан в светлой любви и вечной радости с его церковью. Священник или жрица целуют тебя, а потом на этом месте делается татуировка, которая сохранит поцелуй навеки. Отпечаток не обязательно так велик, как мой, — он ведь точно повторяет по величине и по форме благословенные уста Фостера — и может находиться в любом месте тела, лишь бы он был скрыт от глаз грешников. Любое местечко, лишь бы не было видно. А показываешь его только тогда, когда приходишь на Сборище Радости вечно спасенных.

— Я слышала о Сборищах Радости, — отозвалась Джилл, — но не знаю ничего о том, что там происходит.

— Ну, — рассудительно сказала миссис Пайвонски, — есть разные Сборища Радости. Те, что для рядовых членов паствы, которые спасены, но могут все же скатиться вновь на стезю греха, очень веселые, вроде настоящих вечеринок, где молитв не очень-то много, и они тоже проходят оживленно, но зато много шума и веселья. Там дозволяется и немножко секса, только следует быть осторожным — с кем и как, ибо не следует сеять семена раздора между братьями. Церковь очень ревностно относится к поддержанию должного порядка — всему свое место и время.

Сборища же Радости для вечно спасенных… там осторожность не нужна, ибо там нет никого, кто мог бы согрешить, — с грехом у них покончено навсегда. Хочешь пить и напиться в стельку — о'кей, такова значит воля Божья, иначе бы ты этого не захотел. Хочешь пасть на колени и молиться, или возвысить свой голос в пенье… или сорвать с себя одежды и пуститься в пляс — на все это воля Божья. Там нет никого, кто способен увидеть в таких делах что-то дурное.