Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

Джилл улыбнулась.

— Майк, да никак ты пошутил!

— Я не собираюсь шутить… и мне это не кажется смешным. Джилл, я ведь даже тебе оказал плохую услугу — раньше ты часто смеялась. А я так и не научился смеяться… Теперь и ты забыла смех… Вместо того, чтобы мне стать человеком, ты становишься марсианином.

— Я счастлива, милый. Ты, наверное, далеко не всегда слышишь, как я смеюсь.

— Даже если б ты рассмеялась на середине Маркет-Стрит, я и то услышал бы. Я грокк. С тех пор как я перестал бояться смеха, я всегда его замечал, особенно если смеялась ты. Если бы я грокк смех, я бы грокк и людей, так мне кажется. Тогда я смог бы помочь таким, как Пат. Научить ее тому, что знаю, и узнать то, что знает она. Мы бы поняли друг друга.

— Майк, все, что тебе надо сделать для Патти, это видеться с нею почаще. А мы встречаемся так редко! Давай уедем их этих мерзких туманов. Она сейчас дома — цирковой сезон закончился. Съездим на юг и повидаемся… мне всегда хотелось побывать в Баха-Калифорнии. А потом мы могли бы поехать еще южнее — там тепло, — взяв ее с собой. Это было бы так чудесно.

— Решено!

Она вскочила.

— Сейчас я оденусь. Ты хочешь оставить какие-нибудь книги? Я могу отправить их Джубалу.

Майк щелкнул пальцами, и все книги исчезли, кроме подарка Патти.

— Мы возьмем с собой только ее. Пат могла бы заметить. Джилл, а сейчас я хотел бы побывать в зоопарке.

— Ладно.

— Хочу плюнуть в верблюда и спросить его, почему он такой кислый. Может, верблюд — это Старейший вашей планеты? И поэтому тут все так вверх дном?

— Две шутки за один день, Майк!

— И все же я не смеюсь. И ты не смеешься. И верблюд. Может быть, он грокк — почему? Это платье годится? Тебе нужно нижнее белье?

— Будь добр, милый. Тут так прохладно.

— А ну-ка, вверх! — Он левитировал ее на два фута вверх. — Трусики. Чулки. Пояс с резинками… Туфли. Теперь вниз, и подними руки. Бюстгальтер? Он тебе не нужен. Теперь платье, и все готово. И ты красива, что бы это слово ни значило. На тебя приятно смотреть. Может быть, я наймусь на должность камеристки, если окажется, что на большее не гожусь. Ванны, шампунь, массаж, прическа, макияж, одежда на все случаи жизни. Я даже научусь делать тебе маникюр именно так, как ты любишь. Что еще будет угодно, мадам?

— Ты прекрасная камеристка, милый.

— Да, я грокк это дело. Ты выглядишь так хорошо, что я подумываю, не снять ли с тебя все и не устроить ли тебе массаж, знаешь тот, чтоб расти ближе…

— Конечно, Майк!

— Я-то думал, ты знаешь, что значит ожидание? Сначала своди меня в зоопарк и купи мне арахисовых орешков.

— Договорились, Майк.

В парке «Золотые Ворота» было холодно и ветрено, но Майк ничего не замечал, а Джилл уже умела делать так, чтобы не мерзнуть. И все-таки, когда они попали в теплый обезьянник, было приятно немного ослабить контроль над собой. Если бы не тепло, Джилл здесь не понравилось бы: и маленькие обезьянки, и крупные человекообразные были так отвратительно похожи на людей. Джилл думала, что она навсегда покончила с ложной стыдливостью и настолько взрослая, что может лелеять с почти марсианским наслаждением все плотское. Публичные совокупления и другие физиологические акты человекообразных не оскорбляли ее. Эти несчастные, брошенные за решетку люди-животные не могли никуда скрыться от чужих взглядов, в чем же их винить? Она наблюдала за ними без отвращения, ее брезгливость нисколько не страдала. Нет, не это, а то, что они были «слишком похожи на людей» — каждое движение, каждая гримаса, каждый удивленный или испуганный взгляд напоминали ей то, чего она больше всего не любила в своей расе.

Джилл предпочитала львятник — огромные самцы, гордые даже в своем заточении, спокойное материнское достоинство крупных самок, аристократическая красота бенгальских тигров, из зрачков которых, казалось, глядели сами джунгли, изящные леопарды — быстрые и смертельно опасные, запах мускуса, который не в силах были истребить даже кондиционеры. Майк разделял ее вкусы. Они могли проводить целые часы там или у вольеров для хищных птиц, или у рептилий, или наблюдая тюленей; однажды Майк сказал, что если бы ему предложили родиться на этой планете, то наибольшим благом для него было бы стать морским львом.

Когда они впервые попали в зоопарк, Майк ужасно огорчился. Джилл пришлось приказать ему остановиться и грокк, так как он уже хотел выпустить всех животных на свободу. Потом он согласился, что большинство зверей не смогло бы жить там, где он задумал их освободить, — зоопарк был для них чем-то вроде Гнезда. Ему пришлось на несколько часов уйти в себя, после чего он никогда уже не грозился уничтожить металлическую сетку, стеклянные стены и решетки. Он объяснил Джилл, что решетки нужны не столько для того, чтобы держать за ними зверей, но больше всего чтобы защитить их от публики, чего он сначала не грокк. После этого в какой бы город они не приезжали, Майк первым делом шел в зоопарк.

Но сегодня мизантропия верблюдов никак не помогла улучшить настроение Майка. Даже обезьянья мелочь и огромные человекообразные почти не забавляли его. Они с Джилл стояли перед клеткой семьи капуцинов, глядя, как те едят, спят, ухаживают, ласкают малышей, чешутся и просто бесцельно бродят взад и вперед, ожидая пока Джилл бросит им арахис.

Она кинула орешек молодому самцу, но не успел тот его проглотить, как более крупный самец не только отнял подачку, но и задал молодому трепку. Юнец даже не пытался отомстить своему обидчику. Он лишь барабанил костяшками кулаков по полу и кричал что-то в бессильной ярости. Майк внимательно наблюдал за сценой.

Внезапно, обиженная обезьяна прыжком пересекла клетку, накинулась на еще меньшую и учинила ей выволочку куда более жестокую, чем получила сама. Малыш, хныча, уполз прочь. Другие обезьяны не обратили внимания на происходящее.

Майк закинул голову и захохотал, да так, что остановиться уже не мог. Он задыхался, он сотрясался от смеха, он опустился на пол, все еще продолжая хохотать.

— Прекрати, Майк!

Он перестал сворачиваться в клубок, но судорожные приступы смеха продолжались. Подошел служитель.

— Леди, вам требуется помощь?

— Будьте добры, вызовите такси. Обыкновенное, воздушное, все равно. Мне надо увезти его отсюда! — И добавила: — Он болен.

— Может быть, «скорую помощь»? Похоже, у него припадок.

— Все, что угодно! — Через несколько минут она уже вела Майка к пилотируемому воздушному такси. Дала пилоту адрес, а потом твердо сказала: — Майк, ты слышишь меня? Успокойся!

Он стих, хотя все еще хихикал, пока она вытирала ему глаза своим носовым платком; так продолжалось всю дорогу домой. Джилл ввела его в спальню, сняла одежду и заставила лечь в постель.