Завацкая Яна - Союз летящих

Куда его везут? И зачем?

Его работа? Ну, электромагнитные излучения… ничего особенного. Может быть, осенило Мартина, дело в замысле Лонке? Но ведь об этом никто даже не знает, кроме двух-трех сотрудников лаборатории!

Но об этом догадывается Аманда, напомнил он себе. Значит, утечка есть.

Аманда? Связана с какими-нибудь террористами? Какой бред. Но… надо сказать, Аманда в самом деле очень необычный человек. Наверное, она не то, за что выдает себя. Но не может же, не может Аманда быть связана… с этими. Наверное, террористами, Мартин для себя уже так их обозначил. Кто же еще — конечно, террористы…

По пути он несколько раз пытался возмутиться, обещал, что просто так этого не оставит, что он немецкий граждани и не позволит, что он ни в чем не виноват, требовал объяснить в чем дело. Но с ним никто даже не собирался разговаривать.

Объяснят, подумал Мартин. Не могут же они просто завезти меня куда-нибудь и убить. Убить можно было проще — хотя непонятно, зачем. Им что-то от меня нужно. Они мне это объяснят. Тогда и будем решать, что делать.

Мескалин, значит… Конечно, перспективы там открываются интересные, даже в военном смысле. Но ведь это еще даже не в стадии эксперимента! Ведь еще бабка надвое сказала, чистые спекуляции Лонке. Обоснования даже нет.

Но для чего он, простой доктор наук, лишенный родни и связей, никогда не занимавшийся политикой, мог еще понадобиться этим террористам?

Ерунда какая-то, воистину.

Полет длился долго. Очень долго. Через пару часов у Мартина не осталось ни одной иллюзии по поводу полета внутри страны. Его везли куда-то очень далеко.

Ему даже сняли наручники, накормили — вполне неплохо, предложили выпить. Мартин отказался, сам не зная, почему — нервы неплохо было бы успокоить. По просьбе его вывели в туалет, довольно роскошно оформленный.

Но на вопросы так никто и не отвечал.

Мартин в конце концов даже задремал, тем более, что за бортом самолета сгустилась тьма. Разбудил его толчок — джет приземлился. Вскоре Мартина уже выводили из самолета. Снова у него не было ни малейшей возможности понять, где он находится — в какой стране, хотя бы. Судя по обтрепанному виду подъехавшего джипа и общей окружающей убогости — в стране третьего мира. Больше ничего сказать было нельзя. Это могла быть Африка, могла быть Россия. Хотя нет, не Россия, номер на машине с латинскими буквами.

Мартина затолкали в "собачник" с такой частой сеткой на окне, что через нее практически ничего нельзя было разглядеть. Машина тронулась. Мартина начало подташнивать — странно, вроде раньше не страдал морской болезнью… Конечно, много часов (сколько?) в самолете, теперь еще эта трясучая колымага. В конце концов его вырвало прямо на пол, но так как в "собачнике" он сидел в одиночестве, вдыхать вонь пришлось ему одному.

Он пробовал открыть дверь, снять наручники — ничего ему, конечно, не удалось. Он не боевик, не Брюс Ли, он даже в спортзале никогда не занимался.

Или занимался раньше, до катастрофы? Надо бы узнать точнее…

Если, конечно, у него еще будет возможность хоть что-нибудь узнать.

Джип остановился, и Мартин вылез, с наслаждением вдыхая прохладный воздух — здесь было, похоже, утро. Он стоял на дворе, огороженном высоким железным забором, за забором высился белый купол здания, украшенный затейливым орнаментом… Индия!

— Мы в Индии? — Мартин решил перейти на английский. Один из серых в штатском косо взглянул на него.

— В Индии.

Шофер вылез, страшно ругаясь на незнакомом Мартину языке и тыкая пальцем в сторону заблеванного "собачника". Серый принялся урезонивать его. Второй несильно подтолкнул Мартина.

— Go.

Физиолог двинулся в сторону небольшого серого зданьица. Ноги были как ватные, голова кружилась. Господи, да когда же это все кончится? Мартин уже потерял надежду. В первый момент, когда его арестовали в Бонне, ему было весело и казалось, что сейчас все разъяснится. Но теперь он за тысячи километров от родного дома и даже ближайшего немецкого посольства, наверное… Сейчас с ним могут сделать все, что угодно. Но зачем, зачем? Какой во всем этом смысл?!

Ведь кажется, и джет гоняли ради него одного. Кроме него и конвоиров, в самолете вроде никого и не было.

Почти сразу у входа начиналась лестница, и по этой лестнице Мартина повели вниз. Зданьице наверху было всего лишь скудным прикрытием, основные же помещения располагались в подвале… да в каком подвале! Один пролет… второй… третий… На сколько этажей вглубь уходит это здание? Мартин сбился со счета, и на одном из этажей ему велели войти в дверь, покинув лестничную клетку.

Люминисцентное довольно яркое освещение. Две длинные лампы на потолке. Белый кафель до середины, дальше — беленная стена. Письменный стол с монитором, напротив стола — несколько стульев в ряд, на один из них Мартина усадили, нажав на плечо.

Две стены в комнате были обычными, а вот третья, за столом, представляла из себя матово-зеркальную темную перегородку. И не доходила до потолка. Мартин сидел, со все еще скованными руками, с двумя молчаливыми конвоирами за спиной — и чем дальше, тем страшнее ему становилось.

Странно, но сейчас он мог точно локализовать источник ужаса. Там — за перегородкой. Особенно пугала почему-то щель меж нею и потолком, в эту щель словно сочилась живая тьма. Именно так. Спокойно, сказал себе Мартин. Во-первых, сейчас мне наверняка что-нибудь объяснят. Во-вторых, впадать в панику неконструктивно. Какая еще там живая тьма? Это просто чувства, вполне объяснимые в данной ситуации. Конечно, опасность есть. Но чтобы оценить ее, надо сначала получить больше информации.

Дверь открылась, в помещение вошел врач. Именно так подумал о нем Мартин — человек, с европейским типом лица, хотя и смуглый, облаченный в хирургический зеленоватый костюм, а поверх него — еще белый халат. И бахилы на ногах. Он едва кинул взгляд на Мартина и уселся за стол, что-то там пощелкал на клавиатуре и стал смотреть в монитор.

— Добрый день, — с нажимом сказал Мартин. Врач оторвался от своего занятия и с любопытством глянул на него.

— Добрый день, мистер… герр Клаус, — кажется, чтобы вспомнить его имя, врачу пришлось заглянуть в монитор.

— Не могли бы вы мне объяснить, куда меня привезли и с какой целью? — поинтересовался физиолог.

По-английски врач говорил хорошо, вероятно, это был его родной язык.

— Скоро все узнаете. Не надо торопиться.

— А вы понимаете, — сдерживая себя, начал Мартин, — что все это противозаконно? Я гражданин Германии. Вы понимаете, что нарываетесь на международный скандал? Вы же нарушаете права человека!

Врач досадливо вздохнул. Повернулся к нему. Мартина поразил глубокий и словно пустой взгляд его больших зеленых глаз (или они только казались зелеными в этом освещении и на фоне хирургического костюма?)