Филип Фармер - Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

Рыдая от боли, Сидящий Бык схватился за бок и осел на пол. Лежа там с медленно текущей из раны кровью, он наблюдал, как Генри Тяжелая Голова, индеец из тех, что крутятся у форта, вышел вперед, взвел курок и разрядил пистолет ему в голову. Когда пуля пробила череп, была ослепительная вспышка, боль, а затем стало темно.

Сидящий Бык провел рукой по голове, ища место, куда ему попали. И пальцы ничего не обнаружили: ни шишки, ни раны, ни пятна засохшей крови. Ничего. Даже шрама. Он исцелился. Пропали и все шрамы, которые он получил при жизни в боях и лишениях. Даже хромоты, от которой он страдал после того, как ему выстрелил в ногу вождь племени Ворон, больше не наблюдалось. В сущности, тело его не было уже старым разбитым сосудом, вместилищем духа того, чей расцвет миновал. Оно стало молодым и крепким, как тогда, когда глаза его успели повидать не более двадцати зим.

Он вновь потер голову ладонью и содрогнулся. Пропали и его длинные шелковистые волосы, которыми он так гордился при жизни. Голова его, гладкая, точно у младенца, была в день Воскрешения покрыта лишь коротенькими-волосенками.

Это всего-навсего волосы. Они снова вырастут.

Сидящий Бык нахмурился. Если он действительно в мире духов, это совершенно не походило на то, чего его приучили ожидать. Здесь не было необозримой равнины с золотыми травами и тихими реками, о которых говорили знахари и племенные старейшины. Равнина-то была, но совсем маленькая, тянувшаяся лишь около мили по обе стороны широкой Реки. Дальше лежали лесистые холмы, а за ними — крутые снежные горы.

Бизоньи стада не слонялись по травяным просторам. Орлы не парили над головой. В сущности, после пробуждения он не увидел ни одного зверя или птицы. Правда, в Реке водилась рыба, а по ночам из земли выползали черви, но он никогда не считал рыб и червей своими братьями. Впрочем, хотя в этой стране не хватало зверья и птиц, с людьми обстояло иначе. Их тут имелось предостаточно. Огромные толпы. И все — бледнолицые.

О, Великий Отец, ты совершил ужасную ошибку. Ты отправил меня не в то место. Это не страна духов моего народа. Это рай бледнолицых.

Его немало рассердило, что ему предстоит провести вечность с теми, кто украл священные Черные Холмы, сжег селения его народа и перебил всех бизонов, что обрекло детишек на голод. Он бы раскрасил лицо и вновь выступил на тропу войны, но нигде не имелось ружей, как ни ищи, а врагов — слишком много, чтобы воспользоваться лишь луком и стрелами. Поэтому он решил не воевать, а выдолбить каноэ из поваленного ствола и пуститься в нем вниз по Реке в поисках своего народа. До сих пор его путешествие было безуспешным.

Пламя, пожиравшее деревню, взметнулось выше, еще ярче осветив бой, идущий на берегу. Главная схватка завязалась вокруг одного из больших грибовидных камней, где наполнялись едой железные ведерки.

Трижды в день голос Великого Духа гремел над землей, и его копья из истинного огня взлетали в небо от грибовидных камней. И всякий раз в любом из ведерок, поставленных на такой камень, чудесным образом появлялась пища. К несчастью, многие из обитателей страны духов были недовольны тем, что находили в своем ведерке, и пытались украсть что-нибудь из чужих. Жадность, как представлялось, не была пороком, который бледнолицые оставили, когда перешли в иной мир.

На свое ведерко он глядел с презрением. Оно напоминало ему жестяные котелки, в которых стража разносила бобы и протухшую свинину, когда он был военнопленным в Форту Рэндалл. Две порции в день на индейца. Даже в раю бледнолицых все нормировано.

Он перевел взгляд от сражения на маленькую девочку, лежащую на носу каноэ. Совсем юное существо. Девять зим, в лучшем случае, десять. Кто-то избил ее. Все лицо в синяках, верхняя губа порезана и распухла. Вполне возможно, что ее вдобавок изнасиловали: порезы и синяки имелись на бедрах и внизу живота.

Он принял ее за мертвую, когда вытащил ее нагое тельце из Реки, но уловил слабое биение сердца. Очень слабое. И, когда он поделился с ней дыханием, ее маленькие легкие снова стали дышать. И теперь он наблюдал, как ее грудная клетка медленно вздымается и опадает, как трудятся ее легкие, втягивая воздух в израненное тело.

Ее дух силен. Он отказывается уходить.

Уходить? А куда отсюда уходят? Разве можно умереть, если ты уже мертв? Но Сидящий Бык знал, что такое возможно. Он видел, как умерло несколько человек с тех пор, как начал свое странствие неделю назад.

Но куда уходят души отсюда? Или за этой страной — еще одна?

Возможно, после вторичной смерти духу позволяют перейти в лучшее место, туда, где раскинулись прерии и бродят стада бизонов, как в краю, о котором он тоскует. А потом он, наверное, может явиться в новый мир, не менее странный, чем тот, по которому сейчас движется Сидящий Бык.

Он все сидел и смотрел на девочку, и вот она кашлянула и открыла глаза. На лицее ее мгновенно появился испуг. Она захныкала и попыталась вылезти из каноэ. Сидящий Бык медленно поднял правую руку ладонью вперед — в знак дружбы — и заговорил на своем родном языке. Недоумевающий взгляд поведал ему, что она не понимает. Он улыбнулся и попытался заговорить по-английски.

— Не бойся. Я тебя не обижу.

Она воззрилась на него, наверное, решая, стоит или не стоит ему доверять.

— Где… Где я? — спросила наконец она.

— В безопасности, — ответил индеец. — Я вытащил тебя из воды.

Она села и огляделась, на миг задержав взгляд на пылающей деревне.

— Мне холодно, — пожаловалась она и скрестила руки на груди.

У Сидячего Быка не имелось одеяла, но оказался при себе большой кусок ярко расписанной ткани, вроде той, из которого был сделан его набедренник. Он накинул ткань ей на плечи, а концы подоткнул под ноги.

Пошарив за спиной, он достал свое ведерко и поставил меж лодыжек. У девочки ведерка не было; должно быть, кто-то отнял. Вору от ведерка не будет никакой пользы, открыть чужое ведерко невозможно. Но без него девочку ждет верная голодная смерть. Индеец открыл свое ведерко и достал оттуда маленькую фляжку виски. Сидящий Бык никогда не касался губами отравы бледнолицых, но хранил ее на случай, если пожелает с кем-нибудь торговать. А сейчас это было как раз то, что нужно, чтобы согреть маленькое тельце.

Подавшись вперед, он поднес фляжку к ее губам, чтобы она отпила. Она отхлебнула] немного и дико закашлялась.

Он попытался уговорить ее сделать еще глоток, но она отказалась.

— Как тебя зовут? — спросил он, возвращая фляжку в ведерко.

— Крисси, — прошептала она.

— Хорошее имя, — заметил он, кивая. — Оно напоминает мне звук, который издают сверчки. Крисс, крисс, криссс… си.

Она улыбнулась.

— А тебя как зовут?

— Я Тантака Ийотаке.