Филип Фармер - Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

Тот мотнул золотыми кудрями. Она увидела, как дрогнули широкие плечи ее младшенького. Он плакал? Она шагнула к нему, но малыши-призраки потянули ее за полу и не дали подойти к живому мальчику.

Ее саму поразил хрип в ее голосе, когда она произнесла:

— Вам следует знать, что я пришла сюда тайно. И должна снова быть в замке, прежде чем откроются Граали для ужина. Если нет, мой военачальник придет к выводу, что вы убили меня, и возобновит войну.

— Войну? — Как странно знаком голос ее Эсона! — Это не война.

Скажи это мертвым, — подумала она. А вслух заметила:

— Тогда что это? Такая трата усилий. Зачем? Просто, чтобы увидеть меня?

— А почему бы нет? — Ее собственный апломб, это легкое поднятие брови. — После того, как мы с Иолаем выросли, нас стало занимать, а есть ли ты или отец среди воскрешенных душ? Наши поиски начались много ранее, чем мне хотелось бы думать, и оказались лишь наполовину успешными. Если только… Может, ты знаешь, где его искать?

— Нет, — это слово просыпалось пылью. — Если бы знала, то лишила бы вас удовольствия его прикончить.

— Ты думаешь, мы хотим этого? Иолай, тебе платить! Я поставил на то, что она все взвешивает на своих весах! — Эсон поставил чашу, потянулся через стол и дружески стукнул брата кулаком по руке. Брат сидел, как прежде: отвернувшись и уперев взгляд в дальний конец палатки. Старший снова поглядел на мать и сказал:

— Добрые менее чем добры к убийцам родичей, матушка. — Смерил ее взглядом. — Или так говорят мифы. Нам всего лишь хотелось поговорить с тобой, хотя бы чтобы узнать, как ты избежала змеиных бичей, которые они, как известно, назначили тем, кто пролил родную кровь.

— Вы простите меня, если я вам не поверю, — отозвалась она. — Но знайте, что вы можете поверить мне со всей определенностью, если я вам скажу, что стоит вам отнять жизнь у меня, Родриго отнимет у нее.

— У нее? — мгновенное замешательство всколыхнуло холодное море эсоновых глаз, затем в них вспыхнуло понимание. — А, ты имеешь в виду нашу няню? Вне сомнений, ты оставила ее заложницей. Это была твоя мысль?

Владычица Колхиды кивнула.

— Иначе он не позволил бы мне идти. А получив ваше послание, я не могла не явиться.

У Эсона скривился рот, и это лишь с натяжкой можно было бы назвать улыбкой. Он обратился к брату.

— Иолай, забудь, что ты мне должен. Мы квиты. Я думал, она ни за что не проглотит наживку. — И сказал ей: — Я не так хорошо все помню, как надеялся. Мне казалось, что ты хитрее, матушка. Правда вижу, ты все еще винишь других за свои прихоти. Он не позволил бы уйти? Как если бы ты была рождена не для того, чтобы поступать по-своему!

Она открыла рот, чтобы прокричать: «Что вы можете знать обо мне?» Более чем две тысячи лет спустя слова были слишком знакомы: «Я поступила так с вами, мои малыши, не потому что я хотела, а потому что меня вынудил ваш отец! Что вы можете знать об изгнании? Отняв у вас жизнь, я облегчила вам участь. И нет здесь моей вины».

Медея плотно сжала губы и вновь овладела собой. Двойные шпильки в волосах — вот обещание, которое ее поддерживало.

— Значит, то была ложь, ловушка. Креусы здесь нет. Теперь, полагаю, вы меня убьете, и Родриго расправится с госпожой Иссой. Это для вас ничего не значит. Вы побились об заклад и выиграли.

— Мы бились об заклад, — согласился Эсон, — но мы ничего не выиграли, а лишь потеряли тебя. — Он налил еще вина и опять плюхнулся на сиденье. — Скажи ей, Иолай. Тебя до сих пор мучают жуткие сны. Ты ей большим обязан.

Золотая голова не шевельнулась, но Медея услышала, как заговорил ее младший. Голос у него был тихим и нежным, неуловимым, как весенняя тучка.

— Мы не солгали. Мы не утверждали, что Креуса здесь. Ты это лишь предположила. Не следует нас упрекать за то, что ты так поняла наше послание.

— Что? — Ярость всколыхнулась в ее груди. Провели! Провели! Кое-кто заплатит кровью!

— Вы лжете мне сейчас, утверждая, будто не солгали. А что еще я могла бы подумать, когда ваши слова были так ясны — огонь в шерсти?

— Ты подумала: это соперница. Та, что угрожает отнять мужчину, который тебе… для тебя… — его голос пресекло рыдание, — так дорог. Дороже всего на свете.

— Ты несешь чушь, — вскипела Медея и прошлась по палатке. — Ох уж, эти загадки! Если вы имеете в виду вашего отца, его здесь нет. Я никогда не видела его и ничего о нем не слышала в этом мире. Если имеется в виду истинный владелец замка, он тоже неведомо где, и моя ревность к нему не пролетит и пяти бросков копья от этой палатки.

— А ты воспламенила бы саму Реку, чтобы выжечь рану, которая нанесена твоему честолюбию, верно, матушка? — язвительные слова Эсона задели глубоко. — Мы не имели в виду ни того, ни другого.

— Остается Родриго. — И гнев ее мгновенно иссяк. Она почувствовала изнурение. — Тогда вы ошибаетесь, утверждая, что он мне дорог. Я его никогда не любила.

— Что общего имеет любовь с тем, как дорого ты что-либо ценишь — это выше того, что ты любишь, к чему истинно привязана? — Голос Иолая, как теперь казалось, доносился издалека. — Ты достаточно часто твердила, что любила нас.

— Ээт, — Эсон стал загибать палец при каждом имени.

— Ясон, Эгей, все возлюбленные, которых ты заводила после него до дня своей смерти, все возлюбленные, появившиеся после Дня Воскрешения, строитель замка, Родриго… Сколь многих из них ты любила? По-настоящему любила? Или то были всего лишь твердые тела, необходимые, чтобы придавать форму плащу всепожирающего пламени по имени Медея?

— Вы безумны, — она просто устанавливала, но не обвиняла. — Вы оба не в своем уме.

Эсон покачал головой.

— Мы знаем, что такое безумие. Мы много раз сталкивались с ним после твоего кровавого часа. Дети быстро учатся. Мы уже тогда усвоили, как его распознавать. Дети также смекалистые звереныши. Мы усвоили, что безумие — более верное оружие, чем самый острый клинок.

— Что ты этим…?

— О, сама знаешь, такова правда, матушка. Разве не твое собственное безумие привело тебя сюда на поиски соперницы? — Он рассмеялся. — Сюда!

— А теперь возвращайся в замок. — Иолай повернулся к ней лицом, и холодная ненависть в его глазах ударила ее по сердцу, словно молот. — Она Там. И ждет. Сделай с ней все, что тебе вздумается — все, что сможешь. Но если тебе пришлось просить у него дозволений покинуть твою собственную крепость, как ты думаешь, позволит ли он тебе нанести ущерб его законной жене?

Ее губы шевельнулись, но она не смогла исторгнуть слова. Теперь оба сына наблюдали за ней, жадно и сурово, точно ястреб, готовый броситься на добычу. Она знала, что ее боль не тронула их; имело значение лишь то, что они видят: ей больно. С усилием, которое ей прежде ни разу не доводилось затрачивать, она смогла наконец произнести: