Филип Фармер - Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

Итак, нынче Иезавель вдруг решила совокупиться с Пачакути. Она не могла сделать больше, чем это, чтобы создать трудности. Разве что сказать Инке, что Ивар, Дэвис и Фаустролл собираются покинуть это королевство. Но даже она не будет столь низкой тварью.

Или будет?

Дэвису захотелось улизнуть от двора, но он не смел сердить Инку. Он был вынужден слушать крики и стоны экстаза, издаваемые императором и Энн Пуллен. Придворные и солдаты прекратили свою болтовню, чтобы их послушать, что делало все еще хуже для Дэвиса. Особенно из-за того, что они ничуть не были шокированы. Вместо того, они ухмылялись, хихикали и щипали друг друга. Несколько женщин и мужчин щупали друг друга, а одна пара уже открыто совокупилась на полу. Дикари! Животные! Где та молния, что будет жечь их — в преддверии ада? Где отмщение Господне?

Через несколько часов священнослужитель вышел из комнаты. Улыбаясь, он прокричал, что Инка все еще отличается мужественностью, требуемой богами и его народом. Государство будет процветать; хорошие времена продолжается. Все, кроме Дэвиса и парочки на полу, шумно приветствовали это известие.

Некоторое время спустя рабыни внесли в комнату чаши и кувшины с водой и полотенца — чтобы выкупать и вытереть Инку и Энн. Когда они вышли, верховный священнослужитель подошел, чтобы совершить очистительный ритуал. Когда с ним было покончено, слуга объявил Дэвису, что император готов принять его. Сжав зубы, но пытаясь в то же время улыбаться, Дэвис вступил в комнату беззакония. Но — несмотря на омовение, от обоих все еще несло потом и обильными сексуальными выделениями.

Энн, совершенно обнаженная, развалилась на ложе. Она вытянулась, когда он вошел, потом повернула к нему свою грудь. Одно из ее главных удовольствий было демонстрировать перед ним свое тело. Она знала, в какое негодование это приводит его.

Император, тоже обнаженный, возлежал на массажном столике. Дэвис подошел, чтобы обрабатывать его. Когда он закончил, ему было велено массировать Энн. Когда император встал со столика, рабы одели его в великолепный церемониальный костюм, великолепный, по крайней мере, по стандартам мира Реки. Потом он покинул комнату, и толпа приветствовала его радостными криками.

Энн взгромоздилась на массажный столик и повернулась к нему передом. Она сказала на виргинском диалекте своего времени:

— Давай, протри меня как следует, Энди. Император ворочал меня и так, и эдак. Я обучила его многим позам, которых он и не знал на Земле, и он всеми ими воспользовался. Был бы не таким святошей, я бы и тебя научила.

Две женщины-прислужницы оставались в комнате, но они не понимали по-английски. Дэвис, пытаясь, чтобы голос его не дрожал от гнева, спросил:

— И что, как ты думаешь, собирается делать с этим Ивар?

— А что ему делать? — легкомысленно ответила она вопросом. Тем не менее, мышцы ее слегка напряглись. Потом она добавила: — А тебе-то какое дело?

— До греха есть дело каждому.

— Именно те самые слова я могла бы ожидать услышать от вонючего проповедника.

— Вонючего? — переспросил Дэвис.

— Распущенный идиот.

Дэвис массировал мышцы плеч. Он нашел бы весьма легким делом двигать свои пальцы все выше, сомкнуть их вокруг ее шеи и стиснуть. Хотя он не был крупным мужчиной, руки у него были очень сильные. На минутку он почти осознал, как такая фантазия овладевает его сознанием. Но истинный христианин не убивает, как бы ни сильно было искушение. С другой стороны, ведь в действительности он не убьет ее. Завтра же она появится где-то в другом месте и будет наводить порчу на других. Хотя — далеко отсюда.

— Распущенный, — повторила она. — Ты так меня ненавидишь из-за того, что в глубине души тебе бы хотелось переспать со мной. Старый Адам в тебе мечтает меня изнасиловать. Но ты загнал это желание в тени своей греховности, в Старого Рогача, который там скорчился и притаился. Я так говорю, потому что знаю мужчин. Там, в глубине, они все братья. Все, все, говорю тебе!

— Шлюха! Дрянь! Ты лжешь! Ты хотела бы познать, всех мужчин в мире, вот и…

Она резко повернулась. Она улыбалась, но глаза ее сузились:

— Познать всех мужчин! Ах ты, идиот сладкоречивый! Ты что, не умеешь выражаться на добром английском? Уж не говорил бы «гоп», пока не перескочишь!

Хотя Дэвис еще не закончил массаж, он вышел из комнаты. Фырканье и хихиканье рабов неслось ему вслед сквозь все бамбуковые стены, которые он проходил. Они ни слова не поняли, но интонации голосов его и Энн и ее жесты можно было легко прочесть.

Вспомнив о чем-то, он вернулся в комнату. Энн сидела на столике и вертела своими длинными ногами. Кажется, она была довольна собой. Дэвис встал в дверях и сказал:

— Ты знаешь, что решил Ивар для нас сегодня ночью?

Энн кивнула и ответила:

— Он мне говорил.

— Значит, у тебя была последняя утеха твоей похоти?

— Я играла в животное о двух спинах с королями, но никогда не делала этого с императором. Теперь — если бы мне только найти бога, который взял бы меня, как Зевс взял Леду. Или великого бога Одина — Ивар клянется, что происходит от него. Бога, у которого жизнеспособность продолжается вечно, и нет никаких угрызений совести впоследствии, и он всегда был бы добр ко мне. Вот тогда моя жизнь была бы совсем полной.

— Меня вырвет, — предупредил Дэвис и снова вышел.

— Это одна из форм извержения спермы, — громко сказал она ему вслед.

Дэвис спустился по тысячам ступенек, все это время удивляясь, зачем эти ненормальные язычники выстроили такой неудобный город. Достигнув земли, он поискал Фаустролла вдоль берега Реки, пока, наконец, не обнаружил, что тот ловит рыбу с пирса. Бамбуковая корзина француза содержала семь-восемь видов полосатых рыб, которых называли зебрами. Он описывал своим собратьям-рыбакам сложность той науки, которую изобрел. Он называл ее патафизикой. Дэвис мало что в ней понимал. Так же мало, вероятно, разбирались в ней и люди, сейчас его окружавшие. Они кивали в ответ на его объяснения. Но озадаченное выражение их лиц показывало, что мыслями они так же далеки от него, как бывало большинство его слушателей. И то, что Фаустролл не очень хорошо владел языком суахили, определенно не помогало им понять его.

— Патафизику, — монотонно провозглашал Фаустролл, — трудно определить, потому что для ее определения нам приходится употреблять непатофизические термины.

Он должен был применять французские слова, перемешанные с суахили, потому что «патафизика» и многие другие термины отсутствовали в языке инков. Таким образом, он еще больше сбивал с толку свою аудиторию. Дэвис решил, что Фаустроллу не так уж и важно, понимают ли его слушатели. Он говорил исключительно для самого себя, с целью убедить самого себя.