Филип Фармер - Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

— Ничем. Мое терпение кончилось. Я устал ждать событий, которые могли бы открыть путь. Я сделаю свое собственное событие.

— Кроме того, — вспомнил Дэвис, — Инка слишком заинтересован в Энн. Если ты будешь еще ждать, он сделает ее одной из своих наложниц. Я предлагаю — пусть она отправится с нами.

— Правильно.

— И Фаустролл?

— Безумный может остаться здесь — или пусть идет с нами, если хочет. Спроси его, захочет ли он нас сопровождать. Предупреди, чтобы он оставался трезвым. Если он напьется, он от нас отстанет, возможно, в виде трупа.

Дэвис с Иваром понизили голос, когда Ивар объяснял свои планы. Потом викинг спустился с вороньего гнезда. Дэвис остался там еще некоторое время, так, чтобы часовой не подумал, что они затеяли заговор и что им не терпится начать коварный труд, направленный против Инки.

В полдень Дэвис был у грейлстоуна на берегу Реки. После того, как верхушка камня извергла гром и молнию, он подождал, пока надсмотрщик не вручил ему большой цилиндрический грааль. Он отошел в сторону поесть то, что ему предложили, шагая медленно и высматривая в толпе Фаустролла. У него не было для этого много времени. Его встреча с Инкой была назначена через час, а этот проклятый язычник не принимал никаких извинений за опоздания от своих подданных.

Через несколько минут Дэвис заметил француза, который сидел на земле, скрестив ноги. Он ел и одновременно болтал с друзьями. Внешность француза больше не была такой гротескной. Он отмыл свои черные волосы от глины и грязи, образующих гнездо на голове, в центре которого лежало деревянное яйцо кукушки. Теперь волосы у него свисали ниже плеч. У него не было больше крашеных усов, и он стер написанную краской математическую формулу у себя со лба. Он только изредка употреблял равноударные словечки, которые некогда отличали всю его речь. Перемена в нем заставила Дэвиса поверить, что Фаустролл начинал возвращаться к своей святости.

Но его удочка неизменно была в руке, и он все еще называл себя «мы». Он настаивал на том, что употребление местоимения «я» делает искусственное различие между субъектом и объектом, что каждый человек является частью одного сообщества, называемого «человечество», и что это сообщество — только небольшая часть еще более обширной вселенной.

«Мы», включая Великого Уби, то есть Бога, а также всего, что не существует, но может быть названо, а также прошедшее, настоящее и будущее. Он считал эту триаду неразделимой.

Фаустролл раздражал, злил и вызывал отвращение у Дэвиса. Но, по какой-то причине, Дэвис одновременно чувствовал что-то вроде привязанности к нему, он был, против своей воли, очарован Фаустроллом. Возможно, это происходило из-за того, что француз тоже искал Окончательную Реальность, Истину. Как бы то ни было, их толкование этой истины сильно различалось.

Дэвис ждал, пока Фаустроллу не случилось посмотреть на него. Он сделал ему знак рукой, подняв ее на уровень лба, растопырив пальцы. Фаустролл слегка кивнул, в знак того, что принял сигнал, но продолжал оживленную болтовню на эсперанто. Через несколько минут он поднялся, потянулся и объявил, что идет убить рыбу. К счастью, никто не предложил сопровождать его. Оба встретились на самом берегу Реки.

— Что у нас на уме? — спросил француз по-английски.

— Ивар задумал сегодня к ночи уйти, я иду с ним, Энн Пуллен — тоже. Приглашаем тебя. Но ты не должен напиваться.

— Что такое? Мы, конечно, шутим?

— Мы не развлекаемся, — отрезал Дэвис.

— Мы иногда отравлены, но мы никогда не пьяны.

— Оставь, — велел Дэвис. — Сегодня никакого шутовства. Ивар обещал убить тебя, если ты напьешься, и это не пустая угроза. А ведь тебе известно, что случится с нами, если нас поймают. Так ты идешь с нами — или нет?

— Мы никогда не покидаем места. С другой стороны, мы никогда не находимся на одном месте. Это слишком по-земному и вряд ли можно вынести. Да, мы будем сопровождать вас, хотя ответ на Великий Вопрос, незаконченная сторона формулы, может быть здесь, в этой мелкой метрополии, отличающейся неопределенностью и нестабильностью, а не, как мы надеемся, далеко вверх по Реке.

— Вот что предлагает Ивар, — объяснил Дэвис.

Фаустролл выслушал, не перебивая, — нечто такое, что бывало с ним редко, потом кивнул:

— Мы верим, что это такой же хороший план, как любой другой, а возможно, он лучше многих. Что не означает, что он вообще имеет какие-то достоинства.

— Очень хорошо. Встречаемся в полночь у скалы Многих Лиц.

Дэвис сделал паузу, потом добавил:

— Не знаю, почему Ивар настаивает на том, чтобы взять с собой Энн Пуллен. Она скандалистка и неряха.

— А! Мы так ее ненавидим, что, должно быть, любим ее!

— Чушь! — рассердился Дэвис. — Она презренная, испорченная, порочная, дрянь из дряней. Рядом с ней Великая Блудница Вавилона смотрится святой.

Фаустролл захохотал:

— Мы верим, что она — существо, которое имело и имеет силу интеллекта и характера, чтобы освободиться от связей, ограничений и запретов, к которым мужчины понуждают женщин с начала времен, или, может быть, незадолго до них. Она в грош не ставит могущественных мира сего, но щиплет за хобот того бога, которому ты поклоняешься, и хилые общипанные пенисы мужчин, которые поклоняются ему. Она…

— Она будет гореть в аду так же несомненно, как горит спичка, которой чиркнули, — перебил Дэвис, глаза его сузились, кулаки сжались.

— Многие спички не загораются, потому что у них нет достаточных условий для воспламенения. Но мы согласны с последними словами бессмертного Рабле: «Занавес! Фарс окончен! Я отправляюсь, возможно, в поисках большего простора!» Если бы мы умирали навсегда, так бы оно и было. В аду недостаточно огня, чтобы всех нас сжечь.

Дэвис широко развел руками и растопырил пальцы, чтобы выразить безнадежность:

— Молю Бога, чтобы он заставил тебя увидеть свои ошибки, прежде чем будет слишком поздно!

— Благодарим вас за добрую мысль, если она добра.

— Ты непрошибаемый, — ответил Дэвис.

— Нет, я проникающий.

Фаустролл удалился, оставив Дэвиса воображать, что именно он имел в виду.

Но Дэвис поспешил уйти, чтобы успеть вовремя на свое дневное занятие. Точно так же, как он был королевским массажистом для Ивара Бескостного, когда Ивар был королем территории на дальнем юге этого государства, Дэвис был теперь первым массажистом у Пачакути. Его работа злила и раздражала его, потому что на Земле он был доктором медицины, и весьма хорошим, а после — остеопатом. Он ездил по многим местам в США, читая лекции и находя большое количество коллег по остеопатии. Когда он начал стариться, он основал и возглавил колледж в Лос-Анджелесе, основанный на эклектической дисциплине, невропатии. Там применяли лучшие теории и технологии безлекарственной терапии: остеопатию, хиропрактику, ханемазизм и всякое другое. Когда Дэвис умер в 1919 году в возрасте восьмидесяти четырех лет, его колледж все еще процветал. Он был убежден, что колледж будет расти и образует новые ветви по всему миру. Но люди из конца двадцатого века, которых он встречал, говорили ему, что они никогда не слыхали ни о нем, ни о его колледже.