Филип Фармер - Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

— Лучше бы посмотреть «Ричарда Третьего», — предложил консул. Его голос сделался еще тише. — У меня есть свои причины, так что я хочу, чтобы вы показали эту пьесу. Есть возражения? — Этот вопрос прозвучал угрозой, которую Вилл решил не замечать.

— Никаких, сэр. Тогда, — галантно произнес Вилл, обращая свою реплику и к двум другим консулам, — мы лишим вас «Комедии ошибок», которая повествует о глупости ошибок, милорды, и вместо нее дадим вам славную постановку этой драмы. Думаю, вы найдете достоинство в предложении моего соотечественника.

— Нет. Мы хотим две ваших пьесы, вполне традиционных, но ничего нового или слишком грязного. Не знаю я этого Аристократа, или как там вы его назвали.

— Сэр, его имя — Аристофан, оно так же достойно запоминания, как ваше или мое.

— Забудьте о нем. Будет две ваших пьесы — или ничего. Покупатель всегда прав, верно?

— Верно.

Вилл вздохнул, думая, как он будет объяснять греку, что опять современная публика не оценила его достоинства. Единственное, что делало новость не до конца скверной, так это то, что самому Аристофану нравилась заглавная роль в «Ричарде Третьем», драме почти для одного актера, с массой возможностей для «навязших в зубах сцен», как выражались его современные коллеги. — И много ожидается публики?

— Все население, — с широкой улыбкой заявил Капоне.

— Алкаполандо — это страна, где вы можете видеть демократию по римскому образцу, так что когда одному из нас достается какое-то удовольствие, такое же получает каждый.

— И у вас есть все для каждого? — спросила Маргарет, затаив дыхание.

Вилл договорился о справедливой цене услуг его труппы и сопроводил Маргарет назад к кораблям, неся туда новости об условиях спектакля и о своих наблюдениях. Гигантский фаллос был возвращен на берег и убран прочь, его заменили тронами, бочками и другими никогда не меняющимися стандартными знаменами. Фуллеровская урна была извлечена из потайного убежища, заземлена и свинец поместили куда надо, чтобы дождаться полудня.

Труппе с постоянным репертуаром легко было настроиться на ходу, сменяя один текст другим. Все костюмы, имевшиеся в их распоряжении, были под рукой, а реквизит был сделан так, чтобы подходил для любой пьесы. Состав актеров, разумеется, знал свои роли. Несколько женщин из хора «Облаков» должны были подоткнуть волосы, чтобы играть юных принцев, приговоренных к заключению в Тауэр, а еще несколько — чтобы изображать лордов, которых убьет Ричард.

Как Вилл и предвидел, Аристофан был возмущен:

— Вся эта современная публика, они не понимают хорошего театра, — жаловался греческий драматург. Драматическим жестом он повязал себе на грудь белую материю и принял героическую позу. — Пойду, порепетирую мой текст с Хангом Йи. Он, по крайней мере, видит достоинства классического театра.

Вилл не стал ему возражать, он погрузился в собственные мысли. Какую причину на самом деле мог иметь консул Капоне, настаивающий на такой специфически исторической драме, как «Ричард Третий»? Ни один из консулов не принадлежал к шекспировской эре. Должно быть, репертуар был важен для одного из ожидающихся гостей. Вилл почувствовал возбуждение. «Ричард Третий» было проклятием от души монарха из Плантагенетов. Возможно, Капоне нужна эта пьеса ради Елизаветы? Вилл взволновался при мысли, что он увидит ее опять, положит свои произведения к ее ногам после столь долгого времени. Он решил, что это предоставление должно быть лучшим из всех, какие были когда бы то ни было представлены по этому сценарию, чтобы доставить ей удовольствие.

В крайне хорошем настроении Вилл съел свой ланч. Труппа собралась вокруг него ярдов за сто от грейлстоуна, наполнившего для каждого рог изобилия, все они пробегали строки пьесы между кусками цыпленка в остром соусе из шафрана со сметаной. Все воодушевились перед спектаклем. Даже Аристофан преодолел уныние и разразился хохотом в ответ на примитивные шуточки неугомонного Ирвинга в перерыве между декламацией своих строк.

— Что за негодяй этот Капоне, — заявил Ханг Йи. — Ему подходит твоя строчка: «Они так грубо подражают людям».

— Здесь большое население, Вилл, — сказала Маргарет, изящно вытирая руки о траву. — Недостаточно большое, чтобы опустошить все грейлстоуны, но, кажется, здесь необычные толпы. Я считала, что с нескольких кораблей в гавани будет меньше.

— Вероятно, Капоне и его фавориты обладают такой властью, что никто из них не хочет отсюда уезжать, — предположил Аристофан. — Все идет хорошо, смотрите: у них куда больше вещей, чем у нас, и здесь так много толстых горожан.

— Кажется, слишком хорошо, чтобы быть правдой, — откомментировала Шери, услышав последнюю реплику. — Кроме того, что как обычно, всякое дерьмо пытается нас клеить, все идет, как швейцарские часы.

— И я тоже верю в вашу пословицу «нет боли — нет воли», — сказал Вилл задумчиво, возвращаясь на землю от своих мечтаний о том, как он становится на колени перед Елизаветой для обряда посвящения в рыцари и соответствующих почестей. — Не возьмете ли кого-то из своих в центр деревни? Посмотрите краски и вино, или что там еще будет в большом количестве, но держите уши открытыми, чтобы не пропустить сплетен.

Шери и ее шпионки вернулись, чувствуя беспокойство.

— Здесь всего больше, чем я могу рассмотреть, братец. Кроме одного: здесь есть рабы Грааля. Видела я этих тощих парней, раздирающих листья железного дерева на волокна. Они не выглядят достаточно сильными, чтобы выполнять какую-то другую работу. Разговорчики Большого Дяденьки Капоне насчет демократии по римскому образцу — просто кусок дерьма.

— Мудрейший путь — предосторожность, — настаивала Маргарет, похлопывая пальцем по верхушке своего грааля.

— Все, кто не участвует в спектакле, остаются в лодках. Если вы будете выглядеть богатыми, они вас за богатых и будут считать, и…

— Ну, ну, милая, — перебил ее Вилл. — У нас нет доказательств, что эти люди что-то замышляют против нас.

— Береженого бог бережет, — напомнил Уэббер, оттопыривая нижнюю губу. — Я хочу, чтобы весь оркестр все время охраняли. Индийский консул так пялился на мой рояль — я могу назвать это только крайней алчностью. Не хочу превращать «Комедию ошибок» в «Симфонию застигнутых врасплох».

В невероятно быстрый срок труппа установила три занавеса, которые служили кулисами, отделением для оркестра и будкой для освещения. Алкаполандоанцы с интересом наблюдали, как устанавливаются декорации и как каждый актер появляется, одетый и загримированный для первой пьесы.

Постановка «Ричарда Третьего» шла на удивление хорошо. Греческому драматургу нравилась реакция толпы на его дергающуюся походку и быстроту, подобную молнии, с которой менялись его настроения, и он играл соответственно им. Юморист в нем отступил перед славой изображающего в избытке жестокость Ричарда. Публика затаила дыхание в сценах убийства Кларенса и детей и съежилась, когда урод Герцог Глостерский принялся хитроумно ухаживать за изысканной утонченной Анной.