Пол Андерсон - За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести

Эстетика должна быть первейшим эволюционным фактором, взывающим к разуму на планете Сигма. Имелись теории, что для предков человека таким стимулом было любопытство. Эта характерная черта стала жизненной необходимостью, заставляя животных узнавать опасности и возможности окружающей среды. Возможно, древние предки сигманиан уже открыли свою окружающую среду и были в ней уверены, извлекая пользу соответственно из энергии, которую они вначале искали, а позднее — создавая гармоничные условия жизни. Таким образом, когда появились методы научных исследований, это было инструментом не для расширения границ точных наук, а, скорее, для снижения интеллектуального хаоса, чтобы подойти к элегантным решениям.

Конечно, у человечества тоже был такой же идеал, но, несомненно, и у сигманиан было любопытство. Разница была в акцентах. У обоих особей технология заняла вскоре прагматическое преимущество над научными открытиями. Если впечатления Ивон и Ваня были правильными, война была до сих пор не известна сигманианам, а разрушение почвы и загрязнение воды, что избегалось почти что инстинктивно, встречалось редко. Таким образом, машины были всего лишь фактором удобства.

Это не означало, что сигманиане были святыми от природы. Они могли быть менее преданы, чем люди, группе или идеалам, более склонными к черствой эксплуатации своих собратьев. Однако это были просто измышления. Неспособность Агасейруса постичь определенные понятия, такие как «бесконечность», была почти неопровержимо доказана. (Рисунок серий возрастающих по размерам треугольников, имеющих один центр. Две сходящиеся стороны становятся больше и больше похожи на параллельные. Рисуя их, наконец, почти что точно параллельными, разрывая карандашную линию где-нибудь и указывая на то, что в идеале линии продолжаются. Агасейрус никогда не предпринимал этого последнего шага, вместо этого он подавал знания, обозначающие отрицание. Вы почти что могли слышать, как он думает: «Но этого не может произойти».) Возможно, у человечества есть еще кое-что, чему можно было бы обучить сигманиан, б математике или искусстве… в философии, в поэзии, и музыке, и танцах… Есть гораздо больше видов любви, чем секс. Какие их виды могут возникнуть между товарищами двух рас — три, четыре, тысяча, миллион?

— О, победа, победа, — напевал Скип звездам, пока не наступил час, когда все рухнуло.

Далеко под космическим судном облака Сатурна лежали как континент, равнины, горы, каньоны, медленно текущие туманные реки. Они были белые и тускло-золотые, тени на них были сочного синего цвета, и над этим сверкающим великолепием отражались привидения колец. Ивон в основном не отрывала взгляда от самих колец. На фоне темноты и звезд они парили в вышине, гигантские радуги, сверкали двигающиеся, мигающие точки призматического света, ошеломляюще-устрашающие, необыкновенно прекрасные.

— Мне не хочется, — сказал Вань в тишине, — Но нам лучше вернуться назад.

Она кивнула. Он бросил взгляд на дисплеи приборов, которые висели вверху маленькой кубической каюты, и подвигал пальцами перед ними. Ускорение вдавило тела в сиденья, а континент уменьшился до сферы.

Вань включил радиопередатчик.

— Эй, на корабле, — сказал он. — Мы возвращаемся. Как прошло ваше рандеву?

Монитор был установлен, чтобы связаться со Скипом, поскольку радиоточки были расположены повсюду на главном корабле. Его голос ответил через минуту:

— Привет. Хорошо провели время?

— «Хорошо» — это не то слово, — ответила Ивон приглушенно.

— Да, я знаю как это хорошо, — сказал Скип. — Не то, чтобы я жалею, что остался на борту. Я вам все расскажу, когда вы прибудете… Проверка некоторых приборов, ну, с Агасейрусом… Гораздо проще, чем вам, когда вы отправились к Титану. Всего одно «жэ». Мы пообщались. Это вас устраивает?

— Да, — Вань повторил план действий и отключился. Его руки вызвали проекцию местной системы. В стиле инопланетянина она представляла собой схематический рисунок. Он обнаружил самую большую луну и показал, что он хочет отправиться туда с определенным ускорением. Судно повернуло свой нос, описав дугу, и выпрямилось.

Когда он узнал, что Скип научился управлять тендером — как он это делал в первой поездке в этой атмосфере — Вань настоял на той же привилегии для себя. Тут было немного, что ему сообщили. Компьютер (?) делал почти все сам. Пересечь пространство на таком транспортном средстве было безопаснее и проще, чем водить машину вручную на пустом шоссе.

Тогда Агасейрус дал понять, что ему хотелось бы прогуляться вокруг планеты, преимущественно, чтобы насладиться видами с различных углов зрения и расстояний, в течение нескольких часов до того, как они отправятся в направлении к Солнцу. Ивон и Вань хотели повторить почти что религиозное восхищение от вида колец снизу. Они уже наблюдали их издалека, и хотя это было и превосходно, но это было не то. Скип думал так же, но Сигманианец настоял, чтобы он остался. Он не сделал никаких возражений насчет того предложения, чтобы его товарищи посетили еще раз планету. Сатурн был совершенно безопасен, во всяком случае, если оставаться в верхних слоях атмосферы. Получая менее одной третьей той легкой солнечной энергии, которую получал Юпитер, эти слои — спокойны, и на их высоте гравитационные силы едва ли больше, чем на Земле.

Ивон разволновалась.

— Если бы мы только смогли сказать им, когда прибудем домой, — сказала она. — Скажи им так, чтобы они поверил. Как мы малы, мы люди, какими великими мы можем быть, как убоги все наши интриги и ссоры.

— Я полагаю, что они уже и так знают, — ответил Вань, — не говоря уже о тех нескольких чудовищах. К сожалению, многие чудовища наделены властью, которая требует от честных людей действовать подобным образом.

Ивон печально улыбнулась.

— Никто не может прийти к соглашению, кто есть кто. — Она больше не стала ничего говорить. Ее желание не могло осуществиться, даже под этим радужным мостом Богов.

Они стояли в наблюдательной каюте и внимательно смотрели, как удаляется этот мир. Вань и Агасейрус занимали другой конец моста. Вань сочинял поэму об этом, а Сигманианец наблюдал одним из своих четырех глаз за знаками, которые он рисовал. Ивон пододвинулась к противоположному концу, чтобы не отвлекать их, и самой не отвлекаться.

Планета все еще была огромной и блестящей. Свет был менее интенсивным, чем от Юпитера, более серебристый, чем золотистый, хотя по силе он был равен нескольким земным лунам. Ленты облаков не были впечатляюще раскрашены или же клубящиеся. Но кольца! И впереди около крошечного солнца поднималась арка огромного белого лука, Титана; Ивон стояла на его внешних снегах, смотрела через туманную синеву плотного воздуха Сатурна, подвешенного над горным хребтом, и плакала.