Елена Клещенко - Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник)

Желаете запретить науку? Что ж, ваш покорный слуга готов стать крупнейшим знатоком запрещенной науки, дабы свет знаний не угас в пыльной толще этических сомнений.

Dixi.

Это казалось странным – в зеркале отражалась вся комната, но только не Кассандра. Она словно через стекло заглядывала туда, где имелась точно такая же гостиная, в зеркальном порядке обставленная старой мебелью, деревянной, а не растущей из пола там, где в данный момент нужна. Поэтому, чтобы пересесть к окну, надо перетащить кресло из угла и поставить там, где сейчас разлегся чеширский пес.

Чеширский пес усиленно чесался, выкусывал колючки между пальцами передних лап и вообще – всячески прикидывался обычным псом. Но при этом косил глаз на Кассандру, которая продолжала выискивать различия между тем, что отражалось в зеркале, и тем, что находилось в комнате. Не считая отсутствия по ту сторону зеркала самой Кассандры и чеширского пса, различий не наблюдалось.

– А если я переставлю мебель? – спросила она сама себя. Приятнее было бы общаться с собственным отражением, но таковое отсутствовало, увы. – Что мы увидим в зеркале? Или мы ничего в нем не увидим?

Чеширский пес улыбнулся. Так широко и зубасто, что полностью оправдал данное Кассандрой прозвище его странной огромноголовой породе. Обычные псы, насколько помнила Кассандра, не улыбаются. Впрочем, откуда ей знать? Она же не зоопсихолог, она – физик. А раз так, то ее стезя – эксперименты. Проще простого – взять кресло и перетащить ближе к чеширскому псу. Вот так.

– И что же мы наблюдаем? – Кассандра уселась в кресло, вытянула ноги, уперлась пятками в бок чеширского пса. Пес оказался горяч, как грелка. Ленивым движением он отодвинулся от подобной фамильярности. – А наблюдаем мы соответствующее изменение обстановки.

– Ученая, – пробурчал пес, не прекращая усиленно чесаться.

– Может, у тебя блохи? – озабоченно спросила Кассандра. – Тебе чаще мыться надо, дружок.

Чеширский пес терпеть не мог, когда Кассандра его называла «дружок». И намекала про блох. И вообще присутствие Кассандры в доме его несказанно раздражало. Первые дни он неотступно бродил за ней и ругался на каком-то неизвестном ей языке, произнося нечто вроде «мас-саракш». Иногда разнообразя сочное словечко фырканьем, бурчанием и подвыванием. Но хуже приходилось ночью, точнее – того, что здесь считалось таковой. Стук когтей разносился по всему дому, и Кассандра не могла уснуть, пока не приспособилась на одну подушку ложиться, а другой накрывать голову, чтобы хоть как-то заглушить посторонние звуки.

Чеширский пес пристально выпучил на нее глаза, став похожим на сторожевую собаку из сказки «Огниво», а потом членораздельно произнес:

– Сквозь зеркало. Уходи отсюда сквозь зеркало.

Кассандра рассмеялась:

– Вряд ли из меня получится Алиса, а из тебя – чеширский кот. Ведь ты – пес. А я – Кассандра.

Однако вечером, когда небо потемнело и на нем проступило то, что и должно находиться во вселенной на пороге окончательной и бесповоротной тепловой смерти, Кассандра вспомнила слова чеширского пса и подошла к зеркалу. Пес громко храпел. Она коснулась зеркала рукой. Поначалу ей показалось – ничего необычного, прохладная стеклянная поверхность. Каким и должно быть архаичное зерцало. Но стоило усилить нажим, как твердая поверхность подалась, прогнулась, а пальцы погрузились в нечто похожее на жидкость.

Кассандра отдернула руку. Ладонь покрылась зеркальной пленкой. Оглянувшись на храпящего чеширского пса, Кассандра теперь двумя руками уперлась в зеркальную поверхность. Чем глубже они входили, тем больше приходилось прикладывать усилий. Когда в зеркальную поверхность предстояло нырнуть головой, Кассандра заколебалась, но затем глубоко вдохнула, сделала еще шаг, другой, протискиваясь, продираясь, пока не ощутила, что вытянутые вперед руки свободны. Последний рывок, и она вышла из зеркала.

Дом исчез. Но и это место ей хорошо знакомо.

Каюта на двоих. Распахнутая во всю ширь и высь стена, за которой черная бездна. Орбитальная станция, с которой предстоит стартовать «Тьме». «Тьма» погрузится во тьму.

Как и там, в доме накануне конца света, она наблюдает со стороны. В кресле сидит Павел и смотрит в бездну. Она, Кассандра номер один, уже облачена в зеркальный скафандр, в котором отражается все, кроме Павла.

– Мне пора, – говорит Кассандра номер один. – Ты… проводишь?

Павел качает головой.

– Нет.

– Струсил. – Кассандра подходит к Павлу, трогает за плечо. – Ты ведь опять струсил?

– Это сделал я, – говорит Павел. – И трусость ни при чем. Все дело – в бессмысленности. Там, – он показывает пальцем в бездну, – за горизонтом событий нет никакого смысла. Поэтому я и написал Горбовскому. Доброму дедушке Горбовскому…

Кассандра отступает, будто хочет внимательнее его рассмотреть – всего, во всей его предательской сущности. Замахивается и бьет по щеке. Поворачивается и идет к выходу.

– Нет!

Крик. Громкий, отчаянный.

– Я не пущу тебя, понимаешь? Не пущу! – Он перед ней. Падает на колени, обнимает ее ноги, вжимается. – Пойми… пойми… пойми… что мне сделать, чтобы ты поняла?!

– Дождись меня, – холодно говорит Кассандра. – Отложим объяснения. Миллиона лет будет достаточно? Или миллиарда?

Он поднимает лицо, глаза сумасшедшие.

– Ты… знаешь? Откуда?

Кассандра тяжело вздыхает и высвобождается из его рук:

– Ничего я не знаю и знать не хочу. Пиши свои кляузы и дальше. Хочешь Горбовскому, хочешь – господу богу. Мне некогда. Меня ждут.

– Я тебя дождусь. – Она уже на пороге, но что-то в его голосе заставляет ее остановиться. – я тебя дождусь, вот увидишь. Миллиард лет? Десять миллиардов лет?

– Иди к черту. – Дверь запечатывается.

Павел все еще на коленях. Лишь когда прошедшая по станции дрожь оповещает, что «Тьма» отстыковалась и приступила к погружению, он поднимается, возвращается в кресло и смотрит в пустоту.

Старик сидел на веранде в кресле-качалке, укутав ноги пледом. Он смотрел на реку, одной рукой поглаживая огромную башку чеширского пса, а в другой держа сигарету. Его древность была настолько глубока, что на лице не осталось ничего, кроме морщин.

– Здравствуйте, – сказала Кассандра и протянула ему чашку с кофе. – Будете?

Чеширский пес искоса глянул на нее и осклабился. Недоволен.

– Благодарю, – старик перестал гладить пса и взял кружку. – Прекрасный вид. я думал, что забыл все. Но за миллиард лет испаряются и черные дыры, а вот память остается. Удивительно, не находите?

Кассандра повернулась к реке, вдохнула холодный утренний воздух и только сейчас заметила, что наступила осень. Вишневый сад стоял голым, почерневшим от дождя.