Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

Травник Анну выпил. Здешняя мутная приторная бурда с травником, который заваривали в степи его бойцы, ни в какое сравнение не шла – так он и сказал, а Элсу стал набиваться в поход на юг, чтобы попробовать заваренных степных трав. Потом Ар-Нель рассказывал о Дне Новой Листвы, празднуемом Четвёртой весенней Луной, а Анну рассказал о Луне Цветения, которую уже отпраздновали в Чангране. И парень по имени И-Тинь рассказал о том, как ловят сомов на берегу Серебряной Ленты, на утиное мясо – все подивились, и женщина по имени Ли-Эн рассказала, как в её родной провинции мужики ловят саранчу прямо рубахами, когда саранча летит, а Анну рассказал об охоте на степных коз… И все молчали о войне, все молчали о том, что между севером и югом пролегает граница, пропитанная кровью на ладонь.

И Анну страстно любил северян за это.

Но Элсу быстро устал, у него начался жар, и Ли-Эн, как оказалось, внучка Лекаря, приказала всем уйти, чтобы Элсу мог поспать. Анну хотел перекинуться с Ар-Нелем парой слов наедине, но стоило им выйти из комнаты Элсу, как на них наскочил посыльный – сообщить, что Ар-Неля звал Барс.

И Анну направился к себе в странных чувствах.

Большой зал, где Эткуру и шут устроили дурацкий поединок, оказался почти пуст – Соня, как видно, успел вымести осколки стекла и смыть с пола кровь. В зале Анну ждал Хенту.

Вид у волка, принадлежащего Анну, был совершенно потерянный. Увидев Анну, Хенту страшно обрадовался и схватил его за рукав:

– Ох, командир, хорошо, что ты пришёл! Ты знаешь, Эткуру-то, Львёнок Льва, похоже, спятил с ума! Я вот жду тебя – не знаю, что думать.

– Докладывай, – привычно приказал Анну.

– Видишь, командир… Ты, значит, ушёл с неверным, а Эткуру наорал на всех – пуще всего на Наставника наорал, представь? – и сказал так: если, говорит, хоть одна собака сунет поганую морду в комнату, куда я ухожу – башку оттяпаю. Все послушались, хоть и чудно показалось. И он забрал трофей и закрыл двери.

– Ага…

– Командир, они ушли – и всё на этом! Пропали! Их нет полчаса, их нет час, их полтора часа нет – а из-за здешних дурацких стен ничего не слыхать. То есть, что-то слыхать, но разобрать нельзя. Но уж если бы кто-то орал во всё горло – мы бы услышали, правда?

– Дальше.

– Дальше Наставник не выдержал. Говорит, проверьте, жив Эткуру вообще или нет. А мы – что ж, нам приказали – мы же не можем. Тогда Наставник Соне говорит, иди, мол, тварь, посмотри. И Соня пошёл – а через минуту выходит. Говорит, Эткуру его послал за каким-то лядом к Нику, Вассалу, говорит, Снежной Рыси. За каким-то, говорит, языческим пойлом. Вот так.

– И Соня ушёл?

– Соня ушёл, Когу сунулся – Эткуру в него нож швырнул, вот на столько над головой. Больше никто не рисковал, командир. Только Соня с этой отравой. Так что – Львёнок Льва жив, но не в своём уме.

– Ну хорошо, – сказал Анну, вспомнив, как его определили в безумцы после первых живописных опытов. – Я пойду сам посмотрю.

Хенту покачал головой, но спорить не посмел.

Анну прошёл помещение, которое северяне называли приёмной – там жили волки, валялись их шубы, оружие, конская сбруя, скатанный войлок – и там же пятеро растерянных и не знающих, за что хвататься, волков обсуждали происходящее вполголоса. Увидев Анну, они все инстинктивно дёрнулись к нему, как солдаты обычно поворачиваются к боевому командиру; Анну остановил их жестом.

– Если вы понадобитесь, я позову, – сказал он. – Но мне кажется, что всё обойдётся. У Эткуру не первый трофей, в конце концов. Помните: Львята вам верят, а вы должны верить Львятам. А трофеев опасаться – смешно.

– Ведьма она языческая, а не трофей, – сказал Олу. – Глаза бы не отвела. Наставник-то…

– Не хочу слышать о Наставнике! – отрезал Анну. – Вы слышали, что Эткуру сказал? Думаете, Львёнок понимает меньше, чем Наставник?

В приёмную всунулся бледный Когу, у него тряслись губы, тряслись подбородки – и Анну вдруг подумал, что Когу – просто мерзок. Физически. Неожиданное отвращение накатило так мощно, что рука сама потянулась к эфесу – Анну еле взял себя в руки.

– Чего тебе? – спросил он, морщась.

– Бумаги-то – там, в комнате, – жалобно сказал Когу. – Принеси сюда, Львёнок Львёнка, ради Творца-Отца, а?

Его пронзительный скрипучий голос резанул по ушам, как железо по стеклу.

– Да, – бросил Анну, чтобы только отделаться, оттолкнул с дороги непонятно откуда взявшегося Наставника и остановился перед закрытой дверью.

Если я открою дверь без предупреждения, он снова швырнёт нож, подумал Анну – и поскрёбся, как кот. И окликнул:

– Эткуру, это я, брат!

– Войди, – отозвались из-за двери. – Только – один.

Анну вошёл, сам не зная, что ожидает увидеть, но почему-то волнуясь. Задвинул дверь за собой – и замер.

На постели Эткуру лежала юная женщина ослепительной красоты.

Её лицо, осунувшееся, в испарине, с громадными, влажно мерцающими очами, как показалось Анну, излучало тёплое сияние, искусанные губы припухли, выглядели сладко, как вишни, закрывшаяся царапина на щеке горела тёмными рубинами на бледной чистой коже, а короткие локоны цвета надраенной бронзы разметались по подушке. Тело невероятной красавицы скрывала шёлковая простыня, но грудь уже приподнимала её вполне заметно – и к груди, совершенной, как капля росы на листке, дива прижимала ладонь Эткуру, а на Анну лишь взмахнула ресницами и хрипло сказала:

– Понравилось смотреть, солнышко? Не боишься, что глаза выскочат?

Эткуру сидел на краю постели, отдав одну руку женщине, а второй держа эфес меча, лежащего на коленях. Его глаза тоже горели, как у настороженного хищника; Анну подумал, что именно сейчас Эткуру действительно, пожалуй, напоминает молодого льва – и впервые полностью соответствует собственному титулу.

– Видишь? – сказал Эткуру так же хрипло, как его женщина. – Видишь, как она меняется? Она же не как трофей, она как облако меняется – на глазах. Ты видишь, чем она становится?

Анну перевёл дух и покивал.

– И она мне принадлежит, – еле слышно сказал Эткуру таким тоном, будто сам в это до конца не верил.

Женщина погладила руку Эткуру – как прикасаются, разве что, к любимому ребёнку – и Эткуру с выражением кромешной душевной боли прошептал:

– Они же скажут, чтобы родовой знак наколоть! Чтобы бросить, уйти… Я же не могу её бросить, брат! Как же я её брошу? Это как свой боевой меч выбросить… И как наколку ей делать? На этом… – и провёл кончиками пальцев по лбу женщины.

А красавица чуть улыбнулась и сказала, осветив Эткуру сиянием очей:

– Да не переживай так, Эткуру, что ты! Надо наколку – ну сделаем наколку с твоим гербом, когда я чуточку отойду, ерунда какая… Тебе нравятся девочки с наколками, жизнь моя?

Эткуру схватил её за руку и порывисто прижал к груди её ладонь: