Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

Юу пытается сдержать смех – и прыскает, как мальчишка.

– Он уже написал вам письмо с Официальным Вызовом на поединок?

– Нет, – отвечает Ча невозмутимо. – Но – как знать, друг мой, как знать…

Анну подходит к нам как раз на этих словах.

– Что – знать, Ар-Нель? – спрашивает он.

– Возьмёшь ли ты у меня веер, мой драгоценный, – говорит Ар-Нель как ни в чём ни бывало. – В память о последнем дне в Тай-Е. Ты теперь можешь прочесть стихи, которыми я его надписал.

Анну берёт веер из его рук, неловко раскрывает.

– Суха-я ветвь рас-цвела… от теп-ла твоих рук… Пес-ки напоим во-дой… Постро-им… лест-ницу в Небо… – читает он тихо, ещё по слогам, но уже довольно связно. И поднимает взгляд от веера на лицо Ар-Неля. – Ты, Ар-Нель, ты снова меня дразнишь.

Ар-Нель качает головой.

– Нет. Мы завтра уезжаем – я хочу, чтобы у тебя что-нибудь осталось на память о Тай-Е.

Анну пытается скопировать надменно-снисходительный тон Ча:

– Вот это? Тряпочка эта? Я бы тебе меч отдал…

Ар-Нель ожидаемо хватается за слово:

– Отдай.

Анну тянет свой гнутый тяжёлый клинок из ножен. У Юу приоткрывается рот от безмерного удивления:

– Ох! Южанин, ты вправду ему меч отдашь?! Свой?!

Анну ухмыляется.

– Не просто так. В обмен. На это, – и показывает на церемониальный меч Ар-Неля, с рубиновоглазой собачьей головкой на эфесе – Сторожевым Псом Государя.

Юу смеётся.

– Вас, наконец-то, поймали за ваш отточенный язык, Ча! Отдадите меч Вассала? Дело-то пахнет государственной изменой!

Ар-Нель безмятежно улыбается, обнажает клинок – по безупречному лезвию вытравлены веточки цветущей акации – и протягивает его Анну на раскрытых ладонях.

Миг оба держат в руках чужое оружие. И вдруг Анну гладит лезвие северного меча ладонью, с силой нажав – капает кровь.

– Будем меняться снова, Ар-Нель? Этот меч – он мой кровный брат.

Юу поражён пуще прежнего. Ар-Нель с мечтательной миной режет левую ладонь южным клинком, размазывая кровь по лезвию.

– Клянусь Небесами, Анну, это было прекрасно, – говорит он оттаявшим тоном, возвращая оружие владельцу. – Ты поэт, друг мой.

Анну касается лезвия губами, то ли целуя, то ли слизывая кровь Ар-Неля.

– Теперь я не смогу тебя убить, – говорит он с комичной печалью. – Это железо – оно твой родственник теперь.

– Оставь, Анну, – смеётся Ар-Нель. – Моей крови «это железо» уже пробовало, – и как всегда конфузит Анну парадоксальным ходом мыслей. и брошек на нём килограмма два, ета в один рукав, длинная прядь выбивается из косы.

– Видит Небо, тошно смотреть! – презрительно говорит Юу и морщит нос. – Все эти дикие красоты оттягивают момент истины – а момент истины в том, что кому-то придётся проиграть. На этом мир стоит, Уважаемые Господа, вам не удастся обмануть богов.

Анну хмурится. Ар-Нель останавливает его взглядом – между ними установилось почти телепатическое взаимопонимание.

– Мой дорогой Второй Л-Та, – говорит Ар-Нель, – мы с Львёнком – люди долга, вассалы своих господ. Над нами – прирождённая предопределённость, которая велит запирать чувства в душе. Перед нами лежит бесконечная дорога… возможно, когда-нибудь… в конце пути… Но сейчас мы не можем позволить себе давать волю страстям.

– Попросту вы интересуете Анну лишь до тех пор, пока ваш меч при вас, милейший Господин Ча, – язвит Юу. – Что же касается его самого, то прочувствованная речь для солдат вряд ли убедила самого Уважаемого Господина Львёнка пережить метаморфозу и рожать детей, если от него отвернётся его Творец.

– Болван, – спокойно говорит Анну. – Я сто раз мог умереть. Меня сто раз могли продать. Я мог быть рабыней, меньше, чем рабыней, я мог быть совсем ничем. Я не Львёнок Льва, за мной не послали бы послов. Я ничего не боюсь. Мы дойдём, мы победим… и тогда я выбью из рук Ча его красивый меч.

– Если на то будет воля Творца, – небрежно замечает Ар-Нель, смешит и сердит Анну.

– А ну вас! – бросает Юу в сердцах. – Я отправляюсь к Государыне, а вы можете пререкаться до самого вечера. Ты со мной, Ник?

– Мне надо собираться в дорогу, – говорю я.

Это – правда. У меня ощущение, что ничего толком не готово. Сегодня из приграничной крепости Ич-Ли приехала та самая девочка, которая когда-то была ординарцем Маленького Львёнка; Элсу ждал свою подругу, больше нас ничего не держит при дворе в Тай-Е. Я отправляюсь в Лянчин с Львятами, которые затеяли то ли бунт, то ли путч. За две последних недели они не отправили на юг ни одного гонца, зато оттуда им привезли несколько писем. Лев беспокоится; чтобы его беспокойство не зашло слишком далеко, нам надо торопиться.

И при том – удивительно, насколько мне не хочется уезжать.

Я всё понимаю. Все – и Этнографическое Общество, и КомКон – дали добро, моё присутствие и влияние на юге одобрено аж самим Рашпилем, который, кажется, куратор комконовской программы на Нги-Унг-Лян… и мне всё равно не хочется.

Мне прямо-таки отчаянно не хочется покидать друзей, которые стали мне почти роднёй за этот суматошный год. Жаль навсегда оставить Государыню Ра с её горячими вспышками милосердия и жажды справедливости, слишком детскими для прагматичного двора. Жаль расстаться с Государем, умницей Вэ-Ном. Господин Ки-А, капитан де Тревиль, только-только начал мне более или менее доверять… Придворный Гадальщик Ун-Ли так и не успел познакомить меня с благородной вдовой – зато подарил на счастье крохотный ножик в чеканных ножнах, на шее носить… Учитель Лон-Г, видный учёный-естествоиспытатель, ещё немало мог бы рассказать о своей прославленной теории внутриутробного изменения тел людей и животных в зависимости от правильности метаморфозы матери и её питания… Я никогда не увижу новорождённого младенца Сестрички Лью и Господина Первого Л-Та, с ребятами даже попрощаться не удастся, они уехали в деревню. Наконец, меня всерьёз огорчает предстоящая разлука с Ри-Ё, моим пажом – но Ри-Ё я намерен передарить своё дарёное Государем поместье. Не то, что это поможет ему в его любовных делах – но у него будет кое-какое положение; его матери и братишкам нужен свой дом взамен потерянного.

У меня то состояние, какое случается у этнографов во время долгой удачной миссии: Тай-Е кажется мне домом, жители Столицы и окрестностей – своими… На душе смутно и печально, короче говоря.

Я с тяжёлым чувством вхожу в свои апартаменты во Дворце. Ри-Ё в рубахе с закатанными рукавами и коротких штанах, босой, затягивает ремни на седельных сумках. Поворачивается ко мне.

– Ваши рукописи – упаковал, Учитель, – говорит он. – Но чистая бумага и тушечница – вот тут, в самом верху, в отдельной коробке. Я сразу достану, как попросите.

– Ри-Ё, – говорю я, – ты не достанешь. Ты заберёшь мать с братишками от родственников и переедешь жить в поместье Э-Тк. И не глупи ты, ради Небес! На юге вот-вот начнётся заваруха.