Генри Олди - Волчонок

– …сближение… угол — тридцать один градус…

– …в реестре Шмеера-Полански отсутствует…

– …ближайшее совпадение… класс… двадцать четыре процента…

– …пятьдесят секунд до ухода в гипер…

И вдруг:

– …Он меняет курс!

— Поворачивает! Он поворачивает!

— Уходит!

— Это…

— Я уже понял. Отставить экстренный уход в РПТ. Отставить, я сказал! Произвести перерасчет координат…

Пространство в визоре исказилось, пошло складками, словно плохо натянутая ткань. Заморгали в растерянности далекие звезды. Во тьме космоса скользнула, неярко опалесцируя, смутная фигура. Она искрилась, переливаясь радужным перламутром. Словно компания приятелей-исполинов, обнявшись, шла пешком по Галактике, слившись в единое, многоногое и многоглавое существо.

Миг, другой, и странный гость исчез.

– …это коллант! — запоздало донеслось из уникома.

— Это мой дядя, — сказал Марк.

— Откуда вы знаете?!

— Военная тайна, — ответил Марк.

И сделал морду утюгом.

— Мальчик мой, — сказала Валерия.

И заплакала.

Марк сделал вид, что целиком занят кофейной картой. Он старался не дышать, не отсвечивать; он чувствовал, как в носу предательски щиплет; боялся моргнуть, стряхнув постыдную слезу — и слеза побредёт по щеке, медленно, как напоказ… Мама была маленькой и жалкой. Он помнил ее другой. Веселой, шумной, неутомимой; мама была убежищем, а стала перекрестком на семи ветрах. Глаза Валерии покраснели, она терла их платком, не думая о макияже — вон, тушь уже потекла с ресниц…

— Извини, — сказала Валерия. — Извини, я больше не буду.

Кафе, куда они зашли, считалось самым старым заведением космопорта. Три столика, темные панели на стенах, в акуст-линзах медитирует рояль в сопровождении струнного квартета. При толике воображения легко представить, что за дверью — аэропорт, вокзал или даже почтовая станция, где кучера дилижансов меняли лошадей и согревались крепким грогом. Дурень, подумал Марк. Какие кучера? Про дилижансы ему рассказывал дед. Вряд ли кучер мог соседствовать с акуст-линзой…

Он согласен был думать о чем угодно, лишь бы не видеть плачущую мать.

— Ты голоден? — спросила Валерия. — Хочешь супа?

— Я сыт, — Марк улыбнулся через силу.

— Ты всегда любил суп. Не садился обедать, если не было супа. Копия отца, — Валерия осеклась. Губы женщины затряслись, но она справилась с нервами. — Взять тебе порцию бульона с яйцом? С гренками? В бульон порежут укроп, как ты любишь…

— Кофе, мама. Кофе, и хватит.

— Кофе, — с сомнением повторила Валерия. — Ну да, конечно. Представляю, какой бурдой тебя поили на Тренге…

— Почему бурдой? — Марк обиделся. — Разным поили. Например, «Kopi Luwak», мягкой обжарки. Ты в курсе? Им еще белки какают.

Не отвечая, Валерия долго смотрела на сына. Словно знакомилась заново. Кажется, она была в курсе, что за кофе «Kopi Luwak», и сколько такой кофе стоит. Чисто курсантский напиток. Прядь волос упала Валерии на лицо, превратив маму, озабоченную проблемами блудного сына, в усталую девчонку.

— Кофе, — махнула она бармену, дремавшему за стойкой. — Два эспрессо и ромовый бисквит. Марк, я утром перевела тебе денег. Отец не возражал. Проверь счет, уже должны были прийти.

Отец не возражал, мысленно повторил Марк. Это значило, что сумма перевода превышает размер обычных маминых подарков. Деньгами в семье распоряжался отец, зная все расходы до последнего гроша — с педантичностью, свойственной Юлию Тумидусу. В два слова — «не возражал» — вкладывалось больше смысла, чем казалось вначале.

Сделай шаг навстречу, велел себе Марк. И ответил, горбясь: не могу. Может быть, позже. Два человека бились в его душе не на жизнь, а на смерть, словно во время дуэли на клеймах. Один хотел схватить маму в охапку, взять аэротакси — и полететь домой, дождаться отца с работы… Второй знал, что никуда не полетит. Злопамятный упрямец, второй наслаждался своей обидой на весь белый свет — так расчесывают болячку.

— Тебе есть, где остановиться?

Валерия все поняла без слов. Не дожидаясь ответа, она заговорила с прежней, знакомой Марку деловитостью:

— Я договорилась с тетей Агнией. Ты помнишь тетю Агнию? Детский врач, она лечила тебя, когда ты был маленький. Тетя Агния улетела на Квинтилис, к внучке. Вот ключи от ее квартиры, — на стол лег брелок с чип-ключом. — До конца месяца. Если задержишься, предупреди меня заранее. Я что-нибудь подыщу…

Марк взял ключ. Отказ был бы оскорблением.

— Рабы, — вспомнила Валерия. — Тебе хватает?

Марк кивнул. Перед поступлением в училище, по совету отца — Юлий в те дни уже разругался с сыном, но делал, что мог, через жену — он по максимуму выбрал свой рабский ресурс. За прошедшее время из рабов умерло всего трое, и Марк не испытывал потребности заклеймить кого-нибудь еще. До конца срочной службы, подумал он, я не буду испытывать недостатка в рабах. А там — как жизнь сложится.

— Это хорошо, — поглощенная заботой о сыне, Валерия расцвела. Она чувствовала себя нужной, необходимой. — Служи тихо, не высовывайся. Без этих твоих… если у тебя с дициплиной не очень…

Почуяв, что вступает на хрупкий лед, Валерия замолчала. Она уловила напряжение, охватившее сына при ее словах, и боялась порвать тонкую ниточку доверия. Потянувшись через стол, Валерия погладила Марка по руке:

— Женщины, да? От нас, мальчик мой, все беды…

Не вдаваясь в подробности, Марк кивнул еще раз.

— Как дед? — спросил он.

— Стареет. В целом, держится, но сдает. За деда не бойся, с ним Пак, — Валерия поджала губы. Пака она терпеть не могла. Считала нахалом и прохиндеем, опасалась, что старый Луций отпишет ушлому карлику ферму в завещании. Впрочем, неприязнь не мешала Валерии отдавать Паку должное: в случае чего Луций не сыскал бы лучшей няньки. — Я летала к нему, когда тебя исключили из училища. Отец как онемел, а мне надо было хоть с кем-то поговорить…

Хоть с кем-то, повторил Марк. Слова, произнесенные матерью, горчили. Женщины, подумал он. «У тебя мужская судьба, — смеялся дед, давая внуку шуточный подзатыльник. — Кругом сплошные мужики. Друзья, враги, попутчики. Женщины — случай, эпизод, и вон из судьбы. Будь ты книгой, дамы бросили бы читать тебя еще в самом начале. Где любовная линия? Где страсти-мордасти?! Эх ты, вояка, ать-два…»

После дуэли с Катилиной Марк сомневался, что все беды — от женщин.

— Ваш кофе, — сказал бармен.

— Марк Кай Тумидус прибыл согласно предписанию!

Кабинет, куда Марка направил дежурный, был огромен. Двадцать шагов в ширину, пятнадцать — в глубину. Построения здесь проводят, что ли? Пол — наборный буковый паркет. Имитация, но качественная. Из мебели — стол с парой мониторов и тремя эмиттерами голосфер. Ближе к двери — жесткий стул. Окно за спиной военкома отрегулировали на частичную прозрачность, но свет яркого октуберанского полдня все равно слепил Марка, мешая рассмотреть человека за столом.