Генри Олди - Волчонок

Ахилло делает два шага к стене.

Щелчок выключателя. Свет гаснет.

Дробный перестук каблуков по паркету.

Ахилло разошелся не на шутку. Кому придет в голову, что штурмовой отряд идет вызволять заложников с песнями и плясками? Гуляем, братва! Однова живем! Грыць Кочумай хлебнул лишку, бросил пост, сучий сын…

Узкая, желтая полоска меж створок дверей. Ближе, еще ближе. Тьма — и золотая стрела. Бесплотный дух буянил во мраке и пустоте. Дух хотел к свету.

Двери с грохотом распахнулись. Стрела превратилась в сияющий проем, в волшебный портал. Он вел в другую, лучшую жизнь. И на пороге между светом и тьмой, крестом раскинув руки, встал Вестник с флягой в шуйце.

Избавитель? Ангел Смерти?

Все сразу?!

— Кто первый?! — громко переспросил поручик. — К мильону, а?

Он встряхнул флягу, чтобы слышали: не пустая. Фигура Ахилло частично перекрывала обзор, но и так было видно: в зале полно народа. Дамы в бальных платьях, кавалеры в мундирах и фраках, дрожащие лакеи в ливреях. Людей согнали в центр залы, заставили сесть на пол, не считаясь с сословиями. Гигантская клумба из цветов-человеков: сирень и жасмин, маки и горицвет, черные тюльпаны, темная зелень…

Клумбу сторожили бдительные садовники: двое справа, один слева. И еще: на балконе, на галерее. Взгляды садовников сошлись на незваном госте. Широкий взмах руки, булькает фляга, собирая внимание в точку…

Время!

Поручик расслоился, выстрелив из себя пять мерцающих фигур — штурмовиков в камуфляже «хамелеон». Вбегая, врываясь, вкатываясь в зал, они открыли огонь сходу, не остановившись ни на миг. На груди ближайшего бандита вспыхнула ослепительная звезда. Рябой верзила ткнулся лбом в пол, даже не поняв, что произошло. У другого звезда полыхнула на плече; синий, богато расшитый жупан загорелся, выбросив бледные язычки пламени.

— Ррр-р-а-а-а-а!!!

Рев? вопль?! Лицо искажено болью. Рот распялен в крике. Уцелевшей рукой щеголь в жупане вскинул автомат. Барабанная дробь очереди раскатилась по зале. Автомат дергался, плевался свинцом. Пули летели вкривь и вкось, впивались в стены, в пол, вслепую нащупывая жертву.

— На пол! Все на пол!

Бас Назона перекрыл даже грохот пальбы.

Куда там! Тесная компания офицеров, а с ними — часть штатских помоложе, уже накатывала волной на балконную дверь. Бежать? Прыгать с третьего этажа?! Грохнул выстрел, кто-то из офицеров упал, обливаясь кровью, но волна уже выплеснулась на балкон. Крик, брань; через секунду, снаружи — едва слышный хряск тела, упавшего наземь.

С галереи, захлебываясь, визжал импульсник — охотничий длинноствол. Ливия повела «Универсалом», включив режим «непрерывного огня». Балюстрада взорвалась гипсовым крошевом, визг смолк. Не снимая пальца со спуска, обер-декурион осмотрелась. Плиний. Назон. Тумидус. Апроний. Вроде, все живы…

На пороге залы лежал поручик Ахилло. Широко раскинув руки, он уставился в потолок блестящим, стеклянным взглядом. Папаха отлетела прочь, фляга укатилась вслед за папахой.

Мертвый поручик улыбался.

За миг до смерти он услышал, как внизу, в туманной мгле, поет труба. Спешенные гусары полковника Трубячинского пошли на штурм дома.

— Сюда! Быстрее!

— Дайте мне оружие! Я полковник драгунского имени Его Величества…

— Я с вами, господа! Штабс-ротмистр…

Обер-манипулярий Назон скрипнул зубами. Он изо всех сил старался не сорваться. Грубость, крик только озлобила бы этих гордецов, рвущих отомстить за пережитое унижение.

— Отставить, полковник! Отставить, ротмистр! Здесь женщины и цивильные. Они нуждаются в защите. Внизу идет бой. Мы — их последний рубеж обороны. Задача ясна?

— Так точно!

— Возьмите оружие убитых. Сопровождайте женщин.

Либурнарии теснили заложников, направляя толпу к малоприметной дверце в дальнем конце залы, возле низкой эстрады. Согласно схеме здания, там, в глухом тупичке, располагались уборные артистов и музыкантов. У пожилой толстухи от потрясения отнялись ноги, ее вели под руки двое мужчин. Другую, упавшую в обморок при виде трупов, несли, словно мертвую. Мало-помалу толпа всасывалась в дверцу. Так сгоняют ботву на пункты сбора урожая.

Время, подумал Назон. Надо спешить. Внизу кипит бой, в любой момент здесь могут объявиться отступающие бандиты.

— Апроний, Плиний! Проверьте, нет ли там другого выхода.

— По схеме — нет, господин обер…

— Проверить, я сказал! И оставайтесь с заложниками. Распределите по помещениям и прикрывайте. Метелла! Оцените возможности обороны и займите позицию внутри.

— Слушаюсь.

— Тумидус — со мной.

— Есть!

— Мы будем держать оборону снаружи. Присмотрите позицию. Когда все покинут залу, приказываю занять позицию и держать вход под прицелом. При появлении противника — огонь на поражение, без команды. Не ошибитесь: в доме еще и гусары. Все ясно?

— Так точно!

В дверной проем втягивались последние люди. Плечом к плечу, Назон с Марком пятились следом, не сводя взглядов со входа. Снизу неслась пальба и крики. Обер-манипулярий сделал шаг, еще один. Чутье подвело Назона: в последний момент он поднял голову к галерее, раскуроченной залпом Метеллы, но опоздал.

Смерть прыгнула раньше.

Марка швырнуло на пол.

«Универсал» ожил, вырвался из рук, заскользил по натертому паркету. От удара затылком в глазах потемнело. Если бы не шлем… В шаге от Марка вздыбилась черная бурка, плеснула войлочными крыльями. Выстрел с пола; левое крыло вспыхнуло, задымилось. Сверкнула сталь: хищная, наглая. Марк услышал всхлип — густой, чавкающий; затем — влажный хруст. Так мясник разделывает тесаком свиную грудинку. Новый высверк стали рывком бросил Марка вперед. Навстречу метнулось дымящееся крыло бурки. Дважды бахнуло; боль ослепила, швырнула на колени. В ребра с размаху воткнулся лом. Правая лодыжка отвратительно хряснула; между костями вбили раскаленный штырь.

Пороховая гарь терзала ноздри.

Обезумев от ярости, Марк с рычанием прыгнул. Слепым снарядом он врезался в бурку, рухнул на пол, каким-то чудом оказавшись сверху. Зрение вернулось, Марк в последний момент перехватил руку с кривой саблей, прижал к паркету. Ему повезло: револьвер атаман Гнат выронил при падении. Свободная ручища Гната вцепилась Марку в горло, давя на кадык. Марк хрипел, борясь за каждый глоток воздуха. Изо всех сил он рубил ребром ладони поперек чужого лица, искаженного дикой гримасой. Зубы вбивались в рот. Сломалась переносица: в хлам, в кашу. Клочковатая борода Гната тряслась, намокала, слипалась в колтуны. Там дышала яма, пузырилась кровью: атаман кричал.