Генри Олди - Волчонок

— Так точно, госпожа обер-декурион!

— Вот же дурак на мою голову…

Впереди — огни КПП. В кармане Ливии Метеллы пищит уником.

— Слушаю вас, господин обер-манипулярий! — канал связи закрытый, Марку не слышно, что говорит Назон. — Так точно! Сейчас буду… Рядовой Тумидус! Бегом в казарму…

Уником булькает. Ливия вслушивается в беззвучный монолог начальника учебки.

— Отставить, боец, — наконец говорит она. — Сопровождайте меня.

— Есть сопровождать! — козыряет Марк.

— Банда Гната Кожемяки, — сказал Назон.

Глаза обер-манипулярия были красней, чем у кролика. Знаменитый бас гудел приглушенно, как из бочки, но в нем слышалось рычание. От невзрачного, ничем не примечательного офицера, сосланного командовать учебной частью в захолустье, не осталось и следа. Назон бродил по кабинету, словно волк по клетке.

— Жандармы выбили их из Кучарской пущи. Это так говорится: из пущи. На деле Гнат квартировал по тамошним селам. Кое-кому платил; остальные боялись. Гнат был скор на расправу. Банду взяли во сне, тепленькими. Тех, кто сбежал в пущу, искали с собаками — и добивали. Целый день…

Назон помолчал, глядя в стену.

— Атаман Гнат ушел. С ним — ближний круг, десятка полтора головорезов. Три часа назад они ворвались в город, в дом предводителя здешнего дворянства. Юго-западная окраина, над Мышлей. Предводитель устроил бал к шестнадцатилетию дочери…

— Заложники, — кивнула обер-декурион Метелла.

Марк помалкивал в углу. Он чувствовал себя лишним.

— Заложники, — подтвердил Назон. — Человек семьдесят, в бальной зале. Больше половины — женщины. Гнат требует деньги, много денег. И вертолет, или что у них тут летает, до границы с Кышыном. Если к рассвету атаман не получит требуемое, он начнет убивать заложников. Со мной связался полковник Трубячинский, командир гусар. У него в распоряжении полк кавалерии, и он бессилен. Его люди могут штурмовать дом. Но штурм не спасет заложников…

Мелкий, быстрый в движениях центурион Плиний встал:

— Разрешите вопрос?

— Спрашивайте, центурион.

— Почему Трубячинский обратился за помощью к вам?

— У него нет выбора. Время не ждет. Кроме того, полковник Трубячинский плохо понимает нашу специфику. Для него абордажная пехота — что-то вроде десанта. Хочу сразу предупредить, во избежание недоразумений. Ни один солдат не покинет пределы учебной части. Это же относится к деканам и декурионам, не нюхавшим плазмы. Я собрал здесь только офицеров и декурионов с боевым опытом. Я не приказываю. Я излагаю ситуацию. Кто сочтет нужным, пойдет со мной добровольцем. Если вы откажетесь, я пойму.

— Только офицеров, — Плиний выразительно глянул на Марка. — И декурионов с боевым опытом…

Назон подошел к центуриону вплотную.

— Декурион Тумидус, — обер-манипулярий нажал на слово «декурион», как на педаль органа в нижнем регистре, — не новобранец. Тренг, джунгли, четыре года. Приказ о присвоении воинского звания «декурион» рядовому Тумидусу уже подписан. Полагаете, я делаю ошибку?

— Никак нет, — отрапортовал центурион Плиний.

Он знает, уверился Марк. Назон знает о моем выборе. Он знал еще раньше, когда я и сам не догадывался. Это меняло все. Тренг, джунгли… Уверенность начальника учебки. Согласие упрямца-Плиния. Одобрительное молчание остальных. Знание Назона делало Марка Тумидуса кем-то другим, кем Марк не был.

Далеко-далеко щелкнул кнут:

« Alles! »

— Разрешите вопрос? — сказал Марк.

— Спрашивайте, декурион.

— Почему нельзя подвести аэроплатформу под видом запрошенного вертолета — и накрыть дом стационарным парализатором?

— Тренг, — без насмешки бросил центурион Плиний. — Училище.

— Да, — согласился Назон. — Училище.

— Я учился на Хиззаце…

— Какая разница? — обер-манипулярий повернулся к Марку. — Декурион Тумидус, училища, готовящие кадровых офицеров, снабжаются всем необходимым согласно приказу № 32/654. У вас на Тренге были и аэроли, и стационарные парализаторы. Учебная часть вроде нашей снабжается согласно другим нормативам. У нас нет в распоряжении необходимой техники. Она будет в тех частях, куда солдаты отправятся после окончания учебы. Вам все ясно?

— Так точно!

— Вот дом предводителя дворянства, — Назон поднял голограмму, точный макет здания, на полметра выше стола. — Бальная зала на третьем этаже. Пять человек держат заложников под прицелом. Возможно, шесть. Часовые — балкон пятого этажа, выходит на Мышлю, балкон четвертого этажа, выходит на Ерзов тракт. Остальные рассредоточены по дому. Окна, входные двери…

— Заклеймить кого-то из часовых, — предложил опцион Геганий. — Воспользоваться им, как рабом.

— Не выйдет. Я уже продумывал этот вариант. Клеймение требует времени, потому что объект сопротивляется. Но не это главное. Для клеймения необходим тесный визуальный контакт с оптимального расстояния, не осложненный плохой видимостью. Мы лишены такой возможности. Темно, далеко; нереально. Возвращаемся к необходимости скрытного проникновения в дом. Со стороны Мышли балкончики — на каждом этаже. Плюс шум реки. К сожалению, нас это не спасает. Чтобы подняться наверх, не потревожив часового, нужен опытный скалолаз или дрессированная обезьяна…

— Разрешите?

Марк ждал приказа заткнуться, но его не последовало.

— Слушаю вас, декурион Тумидус.

— Кажется, — сказал Марк, — у меня есть дрессированная обезьяна.

Хата, подумал Грыць Кочумай.

Он так ясно представил ее — беленую хату с мальвами на подворье, с сизым дымком над трубой, с гавкучим кобелем на цепи — что даже чуточку согрелся. Грыць торчал на клятом балконе третий час, сменив промерзшего насквозь Зеленку. Скурил чуть ли не весь кисет, проклиная холод и сырость. Ничего, скоро прилетит винтокрыл. Погрузимся и — гайда на Кышын. Гнат обещал денег, много денег. Гнат держит слово, ей-богу, держит. Куплю хату, сказал себе Грыць. Женюсь, возьму девку с гарбузами-цыцьками. Может, мельницу поставлю…

— Ой, не ходи, Грыцю, — еле слышно запел он, притоптывая, — тай на вечорныцю…

— Эй? — спросили снизу. — Выпить хочешь?

— Шо? — не понял Грыць.

— Самогонки хочешь? Держи, командир…

Грыць подошел к перилам, наклонился. Внизу, в люльке предрассветного тумана, уцепившись левой рукой за чугунный вензель, болтался хлопец. Малой, придурочный, в косматой шапке. У хлопца было лицо старого чорта. Смеясь, чорт-хлопец протягивал Грыцю открытую флягу, откуда шибало ядреным первачом. Такой гнал дед Охрим, из палых яблок.

У Грыця аж слюнки потекли.

— Лезь сюды, — велел он, кидая окурок вниз. — Самогонку не урони, дурка…

Луч «Универсала» прожег Грыцю голову, и часовой полетел вниз — к беленой хатке с мальвами на подворье.