Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио

Медленно перемалывая челюстями первый хапок, она устроилась поудобнее, протянула под столом передние ноги и положила голову на мягкую настольную подушку. Думать ни о чём не хотелось. Хотелось смотреть на огонь в камине, где, выстроившись строем и маршируя на месте, горели маленькие. Один, с прогоревшими ножками и обугленным животиком, уже упал, но всё равно старался быть полезным - отгребал горящими ручками золу от края, чтобы не летело на пол.

Фру-Фру любила маленьких. В детстве она всегда просила маму, прежде чем она отправит их в туалетик или на растопку, дать ей нескольких поиграть. Особенно ей нравилось давить их копытцем и спрашивать - "ну тебе больно, маленький, больно?" Тот пищал "бо-бо-бо" и быстро-быстро кивал головёнкой, а потом у него изо рта лезли бурые внутренности, он пытался ручками запихнуть их обратно и это было очень смешно. Мама это заметила и мягко сказала дочери, что маленькие тоже живые и даже немножко разумные, и не надо их изводить просто так для баловства: они нужны, чтобы прибираться по дому, очищать туалетик от пи-пи и ка-ка, ну или гореть в печке. Фру-Фру тогда спросила, зачем жечь маленьких в печке, раз есть электричество. Мирра Ловицкая подумала и сказала, что живое пламя прекрасно, а маленькие выведены именно за тем, чтобы гореть с душой, красиво, а не как бесчувственные деревяшки. Гермиона спросила, что для маленьких больнее - копытце или печка. Мама сказала, что гореть заживо очень больно, но для маленького сгореть на работе - это главный смысл его маленькой жизни, а иначе они грустят, отсыревают и умирают безо всякого толку. Дочка послушала маму и с тех пор не давила маленьких, и даже сама подсаживала их в печку - дома у них была именно печь, с красивой стеклянной заслонкой, чтобы смотреть, как маленькие прыгают и пляшут в огне, как у них лопаются животики, выпуская снопы искр, а потом их сухие головёнки таращатся среди угольев вытекшими глазницами. Мама оказалась права - живой огонь завораживал, все плохие мысли постепенно уходили, оставался только покой. Вот и сейчас Фру-Фру чувствовала, как её раздражение и уязвлённая гордость остывают, как угли, покрываясь седым пеплом. Если на них не дуть, подумала она лениво, то всё пройдёт.

За всеми этими размышлениями ведёрко с сухариками как-то само собой опустело. Гермиона повернулась, чтобы потребовать ещё - и увидела в проходе очень знакомую виссоновую балаклаву, расшитую серебряной нитью.

- Гермиона, детка! - госпожа Мирра Ловицкая пристукнула копытом, её услужающий бельчонок Душок легко вскочил ей на загривок и снял балаклаву. - Сколько можно есть сухари! Ты испортишь себе желудок! Немедленно закажи салат!

- Добрый вечер, мама, - ответила дочь, - Извини, но я уже взрослая, и буду есть то, что мне нравится.

- Для меня ты всегда останешься ребёнком, - заявила Мирра и подошла к её столику. - И долго ты собираешься разлёживаться? У тебя дел нет?

Хорошее настроение как ветром сдуло.

- Вообще-то, мама, - зло сказала Гермиона, - я сегодня делала доклад, и перессорилась с половиной Комиссии, потому что защищала твою точку зрения. Потом я читала лекцию по электродинамике для твоих абитуриенток, потому что ты была занята. Из-за этой лекции я не поехала к Бифи на случку, хотя у меня внутри всё хлюпает. Потом я ходила в библиотеку и искала для тебя материалы по первой экспедиции в Вондерленд, потому что ты собираешься писать воспоминания. Теперь я пришла сюда, чтобы отдохнуть. Ты врываешься и требуешь от меня, чтобы я не ела ту еду, которую я люблю, и вообще поскорее уходила. Тебе не кажется, что это немножечко слишком?

Мирра понюхала дочь сзади и нахмурилась.

- Ты не должна пропускать Бифи, - заявила она. - Это очень вредно. Поэтому ты сейчас такая раздражённая.

- Я раздражённая, потому что я работала на тебя весь день, а ты не даёшь мне отдохнуть! - Гермиона не собиралась уступать, хотя знала, что переспорить мать невозможно.

Но случилось чудо. Мирра, вместо того, чтобы продолжить свару, просто легла рядом.

- Ладно, - сказала она. Дочь удивлённо повела ушами: тон матери был почти извиняющимся. - У меня тяжёлый день. А сейчас мне предстоит очень неприятный разговор с моей старой подругой. С Молли Гвин.

Гермиона промолчала: слухи о новом скандальном романе Драпезы дошли даже до её ушей.

- Ещё сухариков? - расторопный тапир-официант, новенький и пока ещё не поглупевший, подполз к благородным гостьям, сверкая ошейником.

- Два ведра и салатик, - распорядилась Мирра. - Салат тебе, ты должна поесть зелени, - посмотрела она на дочь искоса.

- Мама, я не буду есть эту гадость, - твёрдо сказала дочь. - Оставь его тёте Молли, она любит зелень.

- Я этой потаскухе уши откушу, - зло процедила Ловицкая-старшая.

- Ох, мама, это же тётя Молли, она очень влюбчивая, - напомнила дочка. - Что, первый раз у вас это, что-ли? Она потом к тебе всё равно возвращается.

- Да, но ты не представляешь, с кем она спуталась, - Мирра фыркнула. - Об этом весь Кавай уже в курсе. Эти профурсетки даже не прячутся.

- Мама, а что в этом такого? - не поняла дочь. - Ну, вы же с ней тоже... делаете то же самое, - обтекаемо выразилась она. - И у тебя тоже есть другие поняши. Твои аспирантки. Думаешь, никто не знает?

- Ты, надеюсь, с ними не лизалась? - забеспокоилась мать.

- Ты прекрасно знаешь, мама, у меня только Бифи, - грустно сказала дочка. - А кобылок у меня пока не было.

- Это хорошо. Ты ещё не готова к серьёзным отношениям. Тебе вполне достаточно Бифи и его члена. Уж поверь мне, опытной женщине - он великолепен. Гораздо лучше, чем у твоего отца. Когда я тебя зачинала, то почти ничего не почувствовала. Так, какая-то щекотка внутри, и всё. Я даже не кончила.

- Мама, ты так это говоришь, как будто я в этом виновата, - Гермиона посмотрела на мать искоса.

- Ты всегда приписываешь мне невесть что! Вся в бабку! - огрызнулась Мирра.

Дочь тяжело вздохнула. Вечер был испорчен: пикироваться с матерью можно было бесконечно, а прекратить это - невозможно. Впрочем, был один способ - занять её какой-нибудь рабочей темой до прихода изменщицы Гвин. Они, наверное, пойдут выяснять отношения, а она, Фру-Фру, сможет ещё немножечко поблаженствовать.

Повертев в голове разные темы, Гермиона вспомнила, что у неё и в самом деле был один вопрос, который она до сих пор как-то не было случая задать.

- Кстати, мама, - сказала она самым невинным тоном, какой только смогла изобразить, - хочу у тебя проконсультироваться. Ну, вот сегодня, во время дебатов по докладу, я подумала... В общем, я, кажется, не понимаю одной простой вещи. Про наше тесла-зацепление.

Старшая пуся посмотрела на дочку с недоумением.

- Ты же знаешь, что это не мой профиль, - начала она, но Гермиона её перебила.

- Мама, сначала дослушай. Это не про математику.